«Беспристрастие заставляет меня признать, что решающим моментом в разрешении политического кризиса 1911 года было, однако твердое заявление английского правительства о своей солидарности с Францией [90]
. При этом я не могу не выразить убеждения, что если бы и в 1914 году сэр Эдуард Грэй [91],Возвращаясь в другом месте к событиям предвоенного периода, С.Д.Сазонов пишет:
«Воздержание английского правительства от решительного выступления в эту, полную тревоги, минуту было тем более прискорбно и непонятно, что ни в России, ни во Франции никто не мог допустить сомнения, что Англия так-же искренно прилагала все усилия, чтобы предупредить возникновение европейской войны. Этому служила порукой, бывшего тогда у власти либерального кабинета г-на Есквита, следовавшего, в этом отношении, преданиям своей партии и, в не меньшей степени, — нравственные качества министра иностранных дел Сэра [92]
Эдуарда Грэя, не без основания всю жизнь слывшего убежденным пацифистом.» — ист. 95, с. 221, 222.Догадаться о том, что хозяева дрессированной английской “акулы” кровно заинтересованы в военном “коротком замыкании” и самоуничтожении в нем мощи России и Германии, и потому не сделают никаких заявлений, а все подписанные Англией договоры о союзе с Россией — простые уловки для вовлечения её в планируемую ими войну [93]
— выше возможностей чиновников царского правительства.Если не в 1914 году, то хотя бы по завершении войны, в процессе написания своих мемуаров, когда были опубликованы и мемуары других политиков и многие документы, к этому выводу вполне можно было прийти из анализа их всех в совокупности и хотя бы покаяться в прошлых глупостях и служебном несоответствии. Однако С.Д.Сазонов этого не сделал, повторив судьбу многих российских западников: они так и ушли в могилы в бесплодных терзаниях сомнениями на тему о том, что все выглядит как предательство их лично ихними [94]
западными кумирами, чего якобы не может быть со стороны лидеров цивилизации, известных им своею “моральной высотой”.Дж.Бюкенен в
«Я ответил, что я догадываюсь об его желании, чтобы Англия совместно с Россией сделала Австрии заявление, что они не могут допустить ее активного вмешательства во внутренние дела Сербии; но даже предположив, что Австрия все же начнет военные действия против Сербии, намерено ли русское правительство немедленно объявить ей войну? Г. Сазонов сказал, что по его личному мнению, Россия мобилизуется, но весь вопрос будет разбираться в совете министров под председательством царя. Я указал, что важнее всего — постараться заставить Австрию продлить (если бы еще пояснил, как заставить: — наша вставка по контексту) 48-часовой срок и в то же время решить, как Сербия должна ответить на требования австрийской ноты.
Разговор, начатый в полдень, продолжался и после завтрака, за которым г. Сазонов и г. Палеолог опять уговаривали меня объявить солидарность Англии с Францией и Россией. Помимо того, что я не имел права делать заявления, которое обязывало бы британское правительство, я решил не говорить ничего, что могло бы быть истолковано как поддержка намерения России объявить войну Австрии. Если бы я это сделал, то не только не уменьшил бы возможность мирного решения вопроса, но дал бы лишний повод Германии доказать, что мы толкнули Россию в войну, как она сейчас и пытается это доказать. Я поэтому ограничился указанием, что британское правительство, возможно, объявит в Берлине и в Вене, что так как нападение Австрии на Сербию вызовет выступление России, то Англия не сможет остаться в стороне от всеобщей войны. Это не удовлетворило г. Сазонова, утверждавшего, что мы увеличиваем шансы войны. Получив мой телеграфный отчет об этом разговоре, сэр Эдуард Грэй ответил: “Вы совершенно правильно определили при таких тяжелых обстоятельствах позицию британского правительства.”»
12/25 июля беседы в Петербурге продолжались. О них Бьюкенен сообщает следующее: