Разгерметизация

А на с. 190 С.Д.Сазонов цитирует другое донесение в Вену уже упомянутого Сегени:

У Германии «имеются верные указания, что Англия не примет в настоящее время участия в войне, которая разразилась бы из-за Балканского вопроса, даже в том случае, если бы она привела к столкновению с Россией или даже с Францией. И не потому, что отношения Англии к Германии улучшились настолько, чтобы Германии более не приходилось опасаться враждебности Англии, но оттого, что Англия ныне совершенно не желает войны и вовсе не расположена вытаскивать каштаны из огня для Сербии или, в конечном результате, для России. Таким образом, из вышесказанного вытекает, что для нас (Австро-Венгрии) общее политическое положение в настоящую минуту, как нельзя более благоприятно.»

Это сообщение Австро-Венгерского посла в Берлине остается только сопоставить с приводившейся ранее цитатой из “Воспоминаний” С.Д.Сазонова о его призывах к Великобритании (сэру Эдуарду Грэю) в непосредственно предвоенный период сделать определенное заявление (подобно тому, как это было сделано Великобританией в Агадирском эпизоде) и ответном молчании туманного Альбиона в 1914 г. Хотя мы взяли обе цитаты из одной и той же книги, но для её автора — российского западника — между ними нет никакой связи, хотя так разнолико в Петербурге и в Берлине, Вене выражалась внешнеполитическая декларативная деятельность Великобритании.

Если бы Англия сделала такое определенное заявление о солидарности с Сербией и её союзниками, то Вильгельм II не полез бы сам таскать каштаны из огня для Англии, защищая в войне с Россией — от себя самого — колониальную империю Великобритании: но хозяевам лондонской политики необходимо было, чтобы этот “каштан” Вильгельм II вытащил сам без понуканий, по своему произволу.

Об этом в Берлине (как в прочем и в Петербурге) догадаться не могли, поскольку патологическая ненависть к славянам, которую Вильгельм всё же признал за собой, застила ясное видение происходящего. Зато «сэр Эдуард Грэй» предлагая совместно с Германией сделать Австро-Венгрии «представление о продлении сроков ультиматума» (ист. 95, с. 192), предъявленного ею Сербии, вряд ли не понимал, что тем самым подливает масла в огонь, хотя и говорит, что «этим путем он полагал, что может быть было бы возможным найти желанный выход из затруднения.» Но это предложение Вильгельм, войдя в раж, прокомментировал на сообщении посла: «Бесполезно», что и требовалось «сэра Эдуарда Грэя».

На с. 221 о вступлении Великобритании в войну С.Д.Сазонов пишет:

«… вряд ли возможно еще предполагать, что г-н Бетман-Гольвег предвидел вступление Англии в борьбу с Германиею, после обнародования донесения английского посла в Берлине, сэра Эдуарда Гошена, в котором он делает отчет, при каких обстоятельствах состоялось объявление войны Англиею Германии вслед за нарушением ею Бельгийского нейтралитета. Из этого, отныне знаменитого, донесения, видно с неоспоримой ясностью, что объявление войны Англиею было для германского канцлера страшной неожиданностью.»

А. фон Тирпиц в своих “Воспоминаниях” (ист. 100) проливает свет на причины этой «страшной неожиданности» для германского канцлера. Он пишет о событиях дня 29 июля (григорианского стиля) 1914 г. следующее:

«В этот день в Потсдам прибыл из Англии принц Генрих с посланием от короля Георга V, который сообщил, что Англия останется нейтральной в случае войны. Когда я выразил в этом сомнение, кайзер возразил: “Я имею слово короля и этого мне достаточно.”» (Ист. 100, с. 291).

— Так мышеловка, в которую попали самодержавные монархии России и Германии, не несшие глобальной заботливости о благе всех, была захлопнута.

После описания реакции германского канцлера на вступление Англии в войну, С.Д.Сазонов продолжает:

«Поэтому позволительно думать, что своевременное предупреждение со стороны английского кабинета произвело бы в Германии отрезвляющее действие. Нельзя, очевидно, доказать, что неслучившееся событие имело бы те или иные последствия. Но, в данном случае, имеется, однако сильная презумпция в пользу того взгляда, который без предварительного сговора, я настойчиво отстаивал в Петрограде и который г-н Пуанкаре защищал в Париже.»

— Это понятно, что ни в Петрограде, ни в Париже не рвались воевать против Германии за интересы Великобритании, но как еще мог Лондон принудить Вильгельма II вытащить для него “каштан из огня”, кроме как порождая у него иллюзию, что это не представляет смертельной опасности для режима в Берлине?