Разгневанная река

Вечерело. У Хоя оставалось еще полчаса, и он отправился пешком вдоль набережной, чтобы успокоиться — злость все еще кипела у него в груди. Под лучами заходящего солнца древнее озеро столицы сверкало неизменной красотой. Золотым слитком высилась посреди озера Пагода Черепахи, по берегу среди больших, с пышными кронами деревьев, звеня, бежал трамвай. А здесь, у самой воды и на заросших травою насыпях бомбоубежищ сидели и лежали как попало голодающие, греясь на солнце. Какая-то женщина, совершенно нагая, лежала в траве, вперив безжизненный взор в небо, тощий живот провалился, и вся она была похожа скорее на скелет, обтянутый кожей… Когда кто-нибудь останавливался рядом с ней, она приподнимала голову и смотрела на проходящего, но голова тут же падала, челюсти начинали дрожать, а руки производили какие-то конвульсивные движения… Из-за насыпи навстречу Хою вышла девушка лет шестнадцати. Тело ее было едва прикрыто рваным платьем. Из большой дыры выглядывало голое плечо. Исхудавшее личико сохранило следы былой красоты. Безумные, неестественно расширенные глаза пытались улыбнуться. Девушка подошла вплотную к Хою и, растянув в улыбке бескровные губы, пробормотала: «Пойдем?» У Хоя перехватило горло. Он сунул в руку девушке донг и, наклонив голову, быстро зашагал прочь.

Ровно в шесть тридцать желтая сорочка Дьема появилась рядом со зданием таможни, что находится позади городского театра. Он шагал, немного сутулясь, зажав неизменную трубку во рту, со свертком бумаг под мышкой.

Подойдя к Музею древней культуры, старик заметил Хоя, и лицо его приняло серьезное, даже несколько торжественное выражение.

— Ну как, все готово? — спросил он племянника.

— Все в порядке.

Хой тоже был серьезен.

— Сейчас я отведу вас, дядя, к людям, у которых вам придется переждать несколько дней, пока «оттуда» не приедет за вами человек. Не волнуйтесь, живите спокойно и ждите, соблюдайте полную конспирацию. Днем старайтесь не выходить из дому. Если вам что-нибудь понадобится, скажите хозяину. Я уже сообщил обо всем, что нужно, в центр, так что, наверное, долго ждать вам не придется. Да, вот еще что: вам нужно переменить имя — в целях конспирации. Вас теперь будут звать Киеном. Не возражаете?

Старик улыбнулся:

— Киен… Сегодня произошло мое второе рождение.

Они миновали госпиталь и поднялись на дамбу. Багровый закат окрасил вечернее небо. По берегу тянулись бамбуковые лачуги, над которыми возвышались черные подъемные краны.

У развилки, где от дамбы тропинка вела вниз, к реке, Хой остановился:

— Здесь я с вами попрощаюсь.

Дьем недоуменно посмотрел на него.

— Вы подойдете вон к тому рабочему в белом шлеме с черной лентой, который сидит в чайной, — пояснил Хой. — Он уже заметил вас. Я дал ему знак, и он вас ждет, чтобы отвести к тем людям. Это не очень близко, но тем лучше, придете, когда уже стемнеет, никто вас не увидит. А тот человек, в коротких желтых штанах, с велосипедом, пойдет сзади, он будет охранять вас.

— Небось вооруженный!

— Конечно. Они знают, что вам предстоит ехать в военную зону, а такие люди для нас очень ценны, поэтому распорядились, чтобы были приняты все меры предосторожности.

Над водой плавно покачивается мачта парусника, ветер треплет коричневую, выцветшую на солнце куртку и такие же штаны, развешанные на веревках.

В наступающих сумерках Дьему трудно рассмотреть лицо рабочего в белом шлеме, который вышел из чайной и приближается к ним. Дьем поворачивается к Хою.

— Я ведь еще увижусь с тобой? — спрашивает старик, запинаясь от волнения.

Хой улыбается, берет дядю за руки:

— Конечно, до свидания!

У старого учителя подозрительно краснеют глаза, губы беззвучно шевелятся, он пытается что-то произнести, но потом, махнув рукой, поворачивается, чтобы идти, и, обернувшись на ходу, тихо говорит:

— Я отстал от вас на несколько десятков лет. Потерял половину жизни!

Старик медленно спускается с дамбы и идет к реке. Хой стоит, опершись на раму своего велосипеда, и смотрит ему вслед. Вот к Дьему подошел рабочий, и две фигуры, старика и юноши, исчезают между лачугами, со всех сторон облепившими угольный причал.

19