Дней десять Ка пропадал, но вот он вновь появился в лачуге Ты Гатя. Так уж повелось: как только приходил состав и нужны были носильщики, Ка объявлялся непременно. Впрочем, не только он один. Как начался голод, у моста постоянно торчало десятка два-три таких же огольцов. Им было от десяти до четырнадцати, все оборванные, лохматые, отчаянные. Жили они без отца, без матери и сами добывали себе пропитание: переправляли через реку багаж, цеплялись за грузовики и подводы, выпрашивая что-нибудь поесть, а главное — таскали все, что можно, из вагонов, пока они стояли на путях в ожидании разгрузки. Как-то японские часовые поймали мальчишку, таскавшего рис, вымазали дегтем, привязали к столбу и оставили на солнце, и тот умер. Но через несколько дней голодная ватага снова появилась у моста.
Были у Ка двое дружков, с которыми он не расставался. В карманах все трое носили ценнейший инструмент — остро отточенную железку, которой можно легко разрезать мешок с рисом.
И на этот раз они пришли к старому Ты Гатю втроем. У Ка на боку болталась солдатская сумка. Еще с порога он крикнул, широко улыбаясь:
— Вари, дедушка, рис!
— Где это вы так долго пропадали? Я уж заждался вас.
— А мы ходили к самой горе До!
Ка высыпал из сумки в корзину килограмма два рису и протянул Ты Гатю.
— Мы там пробыли, дедушка, несколько дней и все время были сыты. Там всюду, куда ни пойди, — комитеты. Они захватили рис на японской барже.
Потом все трое убежали на станцию. Старик знал: пошли разведать, что за состав там стоит.
Как только сварился рис, мальчишки снова явились, с них ручьями бежала вода.
— Искупались… Хорошо, прохладно!
Мальчишки уселись за поднос и стали быстро орудовать палочками, обсуждая результаты своей «разведки».
— Точно говорю, два вагона с рисом.
— Два вагона! В том вагоне, возле которого часовой, ни хрена нет!
— Увидишь!
— Вы смотрите, ребята. Они теперь стали строго охранять составы — не то что раньше.
Фук, самый младший из ребят, не переставая жевать, достал спичечный коробок и, приложив его к уху, слушал.
— Еще жив? — спросил Ка.
— Жив.
Ка вдруг выхватил коробок, поднес к уху и, улыбаясь, предложил:
— Давай я его выпущу.
— Как это «выпущу»! Это мой жук!
Фук отобрал коробок, сунул в карман и только тогда успокоился.
— Да! — спохватился вдруг Хон. — Мне же нужно выпустить погулять мою черепаху.
Он вынул из кармана маленькую, в половину ладони, черепаху и положил ее на землю. Она вначале лежала без движения, потом осторожно высунула лапки, голову и медленно двинулась в путь.
— Ты сказал как-то о японской барже с рисом. Расскажи-ка подробней, в чем там дело.
— А, это около причала Кот, там три японца везли на барже рис, наши гребцы предупредили крестьян, и те ждали баржу на берегу, недалеко от мели. Ну вот, когда баржа проходила это место, гребцы и посадили ее на мель. Потом попрыгали в воду якобы для того, чтобы стащить баржу с мели. Японцы тоже попрыгали. Тогда гребцы, что остались на барже, шестами перебили японцев, тут подоспели еще люди и стали таскать мешки на берег. Всю ночь таскали. Мы тоже помогали, за это нас накормили вволю и с собой еще рису дали.
После ужина Ты Гать отправился мыть посуду, а ребята все болтали и смеялись. Когда старик возвратился, они уже спали.
Часа в три ночи Ты Гать открыл глаза и огляделся. В комнате никого не было. Обеспокоенный, старик никак не мог уснуть.
Ночь глухая, тихая, слышался только скрип сверчков в углу дома.
Вдруг Ты Гать вздрогнул. Где-то на станции послышался громкий окрик, потом выстрел. Старик затаил дыхание, прислушался, но снова уже не было слышно ни звука, одни сверчки.
Прошло немало времени, прежде чем за стеной послышался легкий шорох.
— Это вы, ребята?
Ответа не последовало, но старик знал, что это они. Он подошел к очагу и принялся раздувать угли, чтобы разжечь огонь.
— Не надо, дедушка! — услышал он шепот Ка. — А то они увидят и найдут нас.
— Как ребята, все целы?
— Уй, я видел — как вспыхнет, как грохнет! Но это он наугад палил. Разве в такой темноте что-нибудь увидишь! Спрячь, дедушка, сумку с рисом.
Ребята еще долго не могли угомониться, а потом вдруг сразу притихли и, обнявшись, засопели на полу.
Солнце уже давно взошло, а ребята все еще сладко спали в лачуге Ты Гатя. Старик приготовил рис, заварил чай, дожидаясь, когда они проснутся. Снаружи послышались шаги. Ты Гать выглянул и увидел японского солдата с винтовкой, на которой поблескивал острый штык.
Остановившись на пороге, солдат строго обвел взглядом лачугу, было непонятно, какие мысли витают сейчас в этой голове под стальной каской, надвинутой по самые брови. Старик спокойно сидел у очага. Он уже собрался что-нибудь сказать, чтобы хоть как-то нарушить молчание, но вдруг солдат шагнул в комнату, подошел и ногой стал расталкивать спящих ребят. Потом быстро наклонился и схватил за ворот Фука.
Ребята вскочили. Ка и Хон, проворные, словно белки, бросились в дверь, а Фук извивался в руках японца, пытаясь высвободиться. Не выпуская ворота рубашки, солдат грубо поволок Фука из дома.
— Дедушка-а-а!