Разгневанная река

— Он запретил все наши организации, всюду насадил провокаторов. После его допросов заключенные возвращались, как правило, избитые, в крови. И он, подлец, старался деморализовать нас, посеять недоверие друг к другу, постоянный страх, что в любую минуту каждого из нас могут схватить и расстрелять. Тогда партийная ячейка приняла решение начать открытую борьбу, так как позволить терроризировать заключенных значило дать возможность уничтожить всех нас одного за другим. Как-то на обед принесли тухлую рыбу. Мы воспользовались этим, подняли шум, отказались есть. В лагере немедленно была объявлена тревога, заперли все ворота, на вышках установили пулеметы, во двор ворвались солдаты с винтовками. Началось настоящее побоище. Они пустили в ход не только дубинки и приклады, но даже штыки. Заключенные, те, что были покрепче, взялись за руки и встали в круг, чтобы прикрыть женщин и больных. Мам, конечно, тоже был впереди. Нас избивали несколько часов, пока сами солдаты не выдохлись. Весь двор был залит кровью. На земле осталось лежать человек двадцать наших. Делоран приказал загнать всех политических в бараки и заковать в колодки. Раненых унесли к себе уголовники. Недели две держали нас в колодках, и каждый день кто-нибудь умирал если не от ран, то от болезней. Надсмотрщики уговаривали нас прекратить бунт, тогда, мол, с нас снимут колодки. Но мы выстояли. В конце концов им пришлось снять колодки, разрешить восстановить организацию по поддержанию порядка, организацию взаимопомощи и санитарные отряды. Прекратились зверские побои и расстрелы без суда, мы немного вздохнули…

Женщина посмотрела на слушателей и остановила взгляд на Соан.

— Мама тогда не было с нами, мы все уже решили, что он погиб, как вдруг, недели через две, смотрим — приходит, шатаясь от слабости, и как ни в чем не бывало подсаживается к нам. Спросили, где был. Оказывается, его тогда отнесли в мертвецкую, а там дежурные, выделенные из уголовников, завернули труп в циновку и понесли закапывать. Но тут один потрогал его и говорит: «Да он еще теплый!» Послушали — дышит. Отнесли к врачу. Тот сделал укол, добрый был старик, подлечил. И вот Мам вернулся, точно с того света.

Женщина рассмеялась и ласково положила руку на плечо Соан, которая, уже не скрываясь, то и дело вытирала слезы.

— Не волнуйся, Мам непременно вернется, — мягко сказал мужчина. — В России Красная Армия ведет сейчас большое сражение на реке Волге. А когда немцев разобьют и сбросят Гитлера, французским и японским фашистам тоже несдобровать. Времена меняются. Так что рано или поздно Мам все равно вернется к тебе!

Мужчина повернулся к Ба.

— Французы уже порастеряли былую самоуверенность. В лагерях Шонла под Новый год наши устроили настоящее празднество! Даже ярмарку организовали. Пели песни, разыгрывали пьески. Солдат с женами и детьми пригласили. Почти во всех тюрьмах к Новому году раздобыли свинины, праздник так праздник! А в ханойской охранке даже организовали шахматный турнир, борьбу и всякие развлечения.

— Неужели?

— Недаром говорится: «Слабого давят, сильного обходят стороной!» И чего только они с нами не делали, а увидели, что орешек крепкий, стали поосторожнее. Они ведь сейчас с японцами грызутся, вот и побаиваются, что мы стоять в стороне не будем, если у них дело до драки дойдет!

Соан жадно слушала, боясь пропустить хоть слово. Не все еще ей было понятно, но услышанное прочно засело в памяти.

— Вот, Соан, ты и узнала все, что хотела, — сказал Кой, протягивая ей пиалу с чаем.

— Я хочу вам сказать… — смущенно начала Соан.

— Говори, не стесняйся! — подбодрила ее Ба.

— Сегодня у моего хозяина гости были — начальник уезда и управляющий французских плантаций. Я им прислуживала и слышала все, о чем они говорили. Мон сказал, что в последнее время из тюрем бежало много коммунистов.

— Ну что ж, он правильно сказал! — засмеялся мужчина, не спуская с девушки внимательных глаз.

— Да, — продолжала Соан волнуясь. — Он сказал, что среди них — женщина, работница с хайфонского цементного завода. Я запомнила ее имя — Гай. Из провинции им прислали фотографию, и теперь по всему уезду ее ищут. И еще он хвастал, что из Ханоя приезжали французские жандармы, обсуждали, как лучше устроить облаву. Они узнали, что где-то недалеко от причала Гом должно быть собрание. Теперь, сказали, от нас никто не уйдет.

— Спасибо. — Мужчина крепко пожал руку Соан. — Мон, видать, неплохая ищейка на службе у французов. Да и советник — порядочная сволочь!

Соан, попрощавшись со всеми, заторопилась в обратный путь.

Она бодро шагала по дороге, не замечая уже ни тумана, ни ночного холода, в ушах все звучали слова незнакомца: «Времена меняются»! В голове у Соан стоял радостный сумбур.

2

Депутат Кхань пробыл в Хайфоне несколько дней, а когда вернулся, свет в его окне не гас до полуночи и с улицы видно было, как он нервно расхаживает по комнате. На этот раз дело приняло серьезный оборот. Домашним стало известно, что в Хайфоне у депутата есть любовница и что хозяйка по этому поводу пребывает в великом гневе.