Разгон

Алексей Кириллович звонил Кучмиенко неохотно. Потому что тот, когда посылал его помощником к Карналю, велел обо всем докладывать, ссылаясь на свою любовь к академику. "Мы с ним товарищи еще по университету, - говорил он, - и я еще тогда поклялся оберегать этого уникального человека от всех бед и потому требую этого и от тех, кто работает с ним". Свои обязанности Алексей Кириллович помнил твердо и выполнял их даже тогда, когда приходилось поступать вопреки собственному характеру. Характер же у него был добрый, отличался человечностью и сочувственностью. Он умел забывать о себе самом ради других, его никогда никто не спрашивал, доволен ли он своей работой, счастлив ли, есть ли у него любимая жена, не нуждается ли он в поддержке или помощи. Помощник - и все. Человеческая система для выполнения разнообразных, порой причудливых, не предвиденных никакими закономерностями функций. А может, он мечтал стать ученым, государственным деятелем, спасителем человечества? Кто же его спросит? Помощник - и будь им. Не преувеличивай слишком собственной значимости.

Алексей Кириллович, однако, знал, что может часто делать доброе дело даже тогда, когда его никто не просит, не заставляет. Так и на этот раз, немного обиженный чрезмерно равнодушным тоном Кучмиенко (хотя у того всегда был равнодушный тон в разговорах об академике, что мало вязалось с заверениями в дружбе с университетской скамьи), Алексей Кириллович захотел сделать доброе дело. Он вспомнил красивую, хоть, впрочем, странноватую молодую журналистку, которая тщетно добивалась у академика интервью, быстро нашел ее телефон и позвонил. В редакции сказали, что Анастасии на работе нет. Была и куда-то ушла. Алексей Кириллович решил быть настойчивым в своей доброте и попросил номер ее домашнего телефона. Днем ему никто не ответил, он позвонил поздно вечером, и она сняла трубку.

- Вы меня не помните, - сказал он тихо, - я помощник академика Карналя.

- Вас зовут Алексей Кириллович, и у вас белокурые волосы, - засмеялась Анастасия.

- Когда-то они были и впрямь белокуры, теперь это белокурая лысина, - в тон ей ответил Алексей Кириллович. - Не желая быть навязчивым, я все же рискнул позвонить вам так поздно, чтобы...

- Я вас слушаю.

- Академик Карналь в следующую пятницу едет на Приднепровский металлургический завод...

- Благодарю за сообщение, но какое это может иметь отношение ко мне?

- Вы хотели взять у него интервью.

- А он не захотел его давать.

- Так я думал, что, может, вы...

- Ловить его на всех заводах, где он бывает?

- Он не очень охотно откликается на приглашения. Слишком загружен работой в Киеве. Но уж если выезжает...

- Меняет свой характер?

- Этого я сказать не могу, но какая-то доступность... Вообще перемена окружения, обстановки...

- Вы советуете мне поехать?

- Не имею такого права. Считаю возможным поставить вас в известность.

- Очень вам признательна.

- Только... - Алексей Кириллович запнулся.

- Говорите все, - подбадривала его Анастасия, - забудьте, что я женщина, вы имеете дело с газетным работником, и церемонии излишни.

- Я просил бы вас, когда поедете в пятницу... Мы едем в СВ...

- Ага, не попадаться академику на глаза. Не беспокойтесь. У меня на СВ нет денег, кроме того, я выеду в четверг. И вы мне не говорили ничего, я не надеялась встретиться на заводе с академиком Карналем.

- Мы с вами прекрасно поняли друг друга, благодарю вас, - сказал Алексей Кириллович.

- Я вас целую. Вы милый, милый!

Он положил трубку, улыбаясь. Вот маленькие приятности должности помощника. Обычная человеческая благодарность, а чувство такое, будто тебя наградили высшим орденом. Вдруг ему показалось, что в запутанных секретарских механизмах произошла ошибка и этот разговор записан, как продолжение беседы с Карналем. Этот и тот, что с Кучмиенко. Алексей Кириллович представил себе постные лица "параметров", услышал их скучающие голоса, увидел, как деланно внимательно доискиваются они в его словах научных истин, и его охватил такой ужас, что он опрометью выскочил из кабинета.

- Что с вами, Алексей Кириллович? - увидев его побледневшее лицо, воскликнула секретарша.

Но он уже успел бросить взгляд на приборы и убедился, что его опасения не имеют под собой никаких оснований, мгновенно успокоился и обычным своим тоном попросил:

- Закажите два билета в СВ до Приднепровска на следующую пятницу.

- Для академика и для вас?

- Как всегда.

"Почему я должен делать людям добро? - подумал Алексей Кириллович. - А кто сделает добро мне?"

Но мысль эта была случайной, проскользнула незаметно, не оставила по себе никакого следа, и он углубился в кучу писем, которые передал ему Карналь для ответа.

В кабинет просунула голову секретарша, спросила шепотом:

- Алексей Кириллович, мы тут поспорили. Как звали жену Петра Андреевича?

- Айгюль. А что?

- Да нет, по отчеству. Никто не знает, как ее по отчеству. Я говорю Гайлиевна, но никто не верит.

- Я бы вам не советовал. Не надо травмировать Петра Андреевича.

- Да разве мы травмируем? Мы же между собой. А спрашиваем вас. Так не знаете?

6