Разговор о стихах

И дальше – нарастание динамики, обеспеченное продолжающимся нагнетением несущих мощные акценты односложных слов – шторм, тьма, страх:

Шторм сухопутный: тьма и страх!..

Крупный план слова

Проза и поэзия пользуются одним и тем же материалом – словом. Как, однако, различно отношение к своему материалу в этих столь же похожих, сколь и разных искусствах!

В 1930 году Иван Бунин написал цикл «Кратких рассказов», крохотных мгновенных зарисовок. Вот одна из этих миниатюр, называется она «Полдень»:

«Полдневный жар, ослепительный блеск неподвижного жёлтого пруда и его жёлтых глинистых берегов. Пригнали стадо на обеденный отдых – коровы залезли в охвостье пруда, стоят в воде по брюхо. Рядом радостный визг, крик, хохот – раздеваются и бросаются в воду девки. Одна через голову сорвала с себя серую замашную рубаху и кинулась так дико, что я тотчас вспомнил Нил, Нубию. Черноволоса и очень смугла телом. Груди – как две тёмных тугих груши».

Великолепная проза! Прочитав эти десять строк, мы отчётливо видим и пейзаж, и стадо, и смуглянку, бросившуюся в воду, мы ощущаем зной летнего полдня и любуемся лихими купальщицами. Сопоставим этот прозаический текст со стихотворением, написанным тем же автором, Иваном Буниным, двумя десятилетиями раньше, – оно тоже называется «Полдень» (1909):

Горит хрусталь, горит рубин в вине,
Звездой дрожит на скатерти в салоне.
Последний остров тонет в небосклоне,
Где зной и блеск слились в горячем сне.

На баке бриз. Там, на носу, на фоне

Сухих небес, на жуткой крутизне,
Сидит ливиец в белом балахоне,
Глядит на снег, кипящий в глубине.

И влажный шум над этой влажной бездной

Клонит в дрему´. И острый ржавый нос,
Не торопясь, своей броней железной
В снегу взрезает синий купорос.

Сквозь купорос, сквозь радугу от пыли,

Струясь, краснеет киноварь на киле.

В прозаическом рассказе слова строят зримый, пластический образ – «ослепительный блеск неподвижного жёлтого пруда и его жёлтых глинистых берегов». Можно, пожалуй, слово «блеск» заменить синонимом, который ухудшит звучание фразы, но всё же допустим: например, «сверканье», «сиянье». То же относится к слову «жар»: возможна подстановка «жара», «зной». Выбор того, а не другого слова продиктован оттенками смысла и стиля. Так, «жар» звучит более торжественно, чем «жара», слово бытового обихода. Кроме того, сочетание «полдневный жар» (а не, скажем, «полуденная жара») могло возникнуть в памяти Бунина по ассоциации с началом стихотворения Лермонтова «Сон» (1841) – «В полдневный жар, в долине Дагестана…»: не исключено, что это скрытая цитата, скорее всего, ироническая. Наконец, выбор слова объясняется и звуковой организацией текста, звукописью, пронизывающей его: жар – жёлтого – жёлтых (ж), отдых – охвостье – брюхо – хохот (х), сорвала с себя серую (с), Нил – Нубию (н). Миниатюра Бунина – это, разумеется, проза, хотя, вообще говоря, его «Краткие рассказы» близки к жанру «стихотворений в прозе», который в русской литературе восходит к И. С. Тургеневу. Но «стихотворения в прозе» всё же не стихи, а проза. Это мы поймём особенно хорошо, сопоставив роль слова в обоих «Полднях».

Сонет «Полдень», посвящённый похожей теме и совсем иной ситуации, принципиально отличается другим отношением и к образности вообще, и к слову, строящему эту образность.

Первая строфа сталкивает самое близкое с самым далёким, самое конкретное и малое с самым общим и большим: графин вина на столе в кают-компании – и небо, бескрайность моря, пылающий воздух. Конкретное становится ещё более конкретным благодаря выбору слова: не графин, а хрусталь, не красное вино, а рубин, не стол, а скатерть. Ощущение знойного воздуха над гладью моря дано странной метафорой, объединяющей несоединимое: зной – блеск – сон, да ещё слову «сон» придан эпитет «горячий». Столь же странна и другая метафора: «остров тонет в небосклоне», – здесь небо отождествляется с морем, пространство приобретает физическую ощутимость.

Во второй строфе возникает неожиданный образ снега: снег – метафора пены, которую взбивает корабельный винт. Но эта метафора осложнена другой, ещё более неожиданной, – метафорическим причастием «кипящий». Итак, пена – это кипящий снег. Дальше образ пены-снега развивается: нос судна «в снегу взрезает синий купорос» – поразительно по зрительной точности, но и, разумеется, совершенно алогично.