Разговор с пустотой

Сейчас крошечная победа над тем, кто наверняка считал себя хозяином жизни, наполнила ее душу ликованием, в котором чувствовалась изрядная доля злорадства.

Михаил отозвался первым:

– Почему бы и нет? Почему бы и нет…

– Спасибо за предложение, – перебила Инга. – Я только боюсь, нам трудно будет найти общую тему для разговора. Вам не кажется? Мы с Мишей ничего не понимаем в бизнесе… Или молча поедим и разбежимся?

– А вы – сноб, – произнес Маскаев с удивлением. – Женщин называют снобами?

– Женщин называют так, как мужчина может себе позволить, – отрезала она.

Деринг взялся за его плечо:

– Извините нас, Роман…

Тот понятливо кивнул и пошел к выходу, неся свой волан, как трофей.

– Топай-топай, – едва слышно пробормотала Инга, не проводив его даже взглядом.

Закрыв дверь, Михаил остановился на пороге кухни.

– Зачем ты так, солнышко?

Она сжала зубы:

– Как?

– Мы и сами не бедствуем, чтобы так презирать богатых.

«Я второй час торчу на кухне, и это называется – не бедствуем!» – Инга заставила себя перевести дух.

– Прошу к столу! – провозгласила она, и постаралась улыбнуться, как Маскаев.

Но так – вряд ли у кого-то получилось бы…

                  ****

Во сне ей привиделось, что он влюблен в ее сестру. Хотя никакой сестры у Инги никогда не было отродясь… Да и не хотелось, хотя многие дети мечтают о родном человечке, лучшем партнере для игр. Но ей никогда не было скучно наедине с собой, все равно на игры не было времени, откуда же взялась эта сестра? Во сне дело было, конечно, не в ней, а в Романе, который пробрался в ее сон без приглашения, как накануне вошел в ее дом. В их с мужем дом.

«Как он посмел являться сюда со своей красотой?! – то и дело вскипало в ней с вечера. – Ведь понимал же, что в ней разрушительная сила… Что рядом с ним любой мужчина выглядит Квазимодо…Он хотел унизить Мишу?»

Эти обвинения были глупыми до чрезвычайности. Инга понимала это сразу же, но спустя четверть часа они набухали в ней вновь. И, причиняя боль, лопались, истекая раздражением… Так она промучилась до вечера, а, засыпая, поняла, что впервые страдала из-за чего-то, не связанного с ее рукой. И, не успев ни удивиться, ни обрадоваться, окунулась в темноту, из которого выплыло лицо Романа Маскаева, державшего за руку девушку с такими же рыжими, как у Инги волосами. Она не видела ее лица раньше, но сразу назвала его невесту сестрой, и поняла, что опять должна уступить эту красоту другой женщине.

Он все время смеялся от радости, а ей от этого озвученного счастья было так больно, что сердце рвалось на куски. Кровавые лохмотья в груди… Даже после аварии Инга не испытывала подобного: тогда внутри было больше пустоты, смешанной с ужасом. Растерянность. Точно она очутилась в другом мире, или даже на иной планете, и понятия не имеет, как здесь дышать. Но постепенно научилась этому…

В той реальности, с которой она смирилась, ее соседи сегодня запускали бумеранг… Философская игра, если разобраться: что запустишь в мир, то к тебе и вернется. Стремительный серп, ловя солнечные блики, проносился к лесу и, поймав сосновый дух, торопился донести его хозяину. Крепкая рука ловила его так уверенно, будто Роман воспитывался среди туземцев. Его только слегка отбрасывало назад, и он хохотал от того, что никак не мог выдержать напора маленького бумеранга, не дрогнув. Ему это казалось забавным…

– Ура! – каждый раз вскрикивала Лидочка.

Но сама не пыталась повторить подвиг мужа. Да и он еще не натешился в тот момент, когда Инга выглянула из окна, через которое за ними наблюдала Соната. Это было уже ближе к обеду, а с утра на лужайке никого не было, похоже, этот Роман иногда все же работал.

Для нее работой было только общение с кабинетным «Бехштейном», дожидавшимся ее в питерской квартире. Его бархатный, густой звук Инга не променяла бы ни на какой. И ей верилось в слухи, которые ходили с конца Второй Мировой, о том, что американцы разбомбили знаменитую немецкую фабрику по производству роялей по заказу собственной фирмы «Стенвей», которой не терпелось уничтожить конкурентов. Ведь добиться от них секрета добавок, которыми немцы кормили овец, из чьей прессованной шерсти и делали молоточки, ударяющие по струнам рояля, американцы не смогли.

Но им с Михаилом, который по понятным причинам был неравнодушен ко всему немецкому, казалось, что в мире просто нет рояля, который мог бы соперничать с «Бехштейном». Его звуки были напоены светом и мраком, негой и страстью: нежность на шелковых простынях; капли утренней росы, воспаряющей к прозрачной ряби облаков, похожих на золотистые пластинки слюды; звон бурной, ледяной реки, с берегов которой перекрикиваются юные горянки; и крепкий кофе, возвращающий к жизни…

Стоило Инге сделать быстрое глиссандо по всему диапазону, и кровь ее начинала бурлить от нетерпения, будто перед ней приоткрывалась дорога в другое, волшебное измерение, и необходимо было успеть, проскочить, добежать! Это и был и труд до полного истощения, и экстатический восторг, и ощущение полноты бытия.