Разговор с Вождем

К сожалению, несмотря на понесенные противником серьезные потери, бой с первых же минут пошел не в пользу советских танкистов. И уже сейчас на поле застыло пять наших танков, напоровшихся на ответные выстрелы. Две «бэтэшки» немцы уничтожили почти сразу: одну сожгла успевшая развернуться самоходка, другая напоролась на очередь автоматической двадцатимиллиметровки легкого «Pz-II». Бронебойные снаряды скорострельной пушки, несмотря на малый калибр, прошили противопульную броню советского танка, словно картон. Еще три танка, включая и один из двух уцелевших после утреннего боя «Т-34», подбили уже на пути к шоссе. «Три-четыре» сразу получил болванку с пробитием в лобовой лист, и взорвался. «БТ-7» и «двадцать шестой» не горели, но это ничего не меняло: одному разбило двигатель, второму начисто разворотило ходовую по правому борту. Экипажи не стали покидать потерявшие ход машины, продолжая стрелять из башенных орудий и пулеметов, поскольку прекрасно понимали, что без защиты брони они обречены: гитлеровцы вели по застывшим в паре сотен метров танкам шквальный огонь из стрелкового оружия. Танкисты осознавали, что долго это не продлится, но оттягивали на себя внимание немцев, давая возможность уцелевшим товарищам сблизиться с противником.

Оставшиеся танки, ведя огонь с коротких остановок, изо всех сил рвались к шоссе, маневрируя и сокращая дистанцию до атакованной колонны «Panzerdivision. 3», входящей в состав Второй танковой группы Гудериана. Шансов пересечь шоссе было немного, но ничего иного просто не оставалось: снизить скорость означало только одно – мгновенно превратиться в удобную мишень для наводчиков немецких танков и «SturmGeschütz». А в том, что последние не промажут, никто из командиров уцелевших танков не сомневался: за этот кажущийся бесконечным день 22 июня, начавшийся с утреннего боя с немецкими «ныряющими» танками, они уже имели несчастье в этом убедиться…

Разворачивающуюся в их сторону угловатую башню немецкой «четверки» Степан заметил в последний момент. Единственное, что еще успел сержант, это пихнуть мехвода сапогом в плечо, отдавая приказ отвернуть. Механик, уже в который раз за сегодня спасавший машину и товарищей от неминуемой смерти, рванул правый фрикцион, и «БТ», вывернув забитыми травой гусеницами пласт глины, изменил направление движения. Сержанта швырнуло в сторону, и он ощутимо приложился головой о борт башни, чудом удержавшись на узком дерматиновом сиденье. Восстановив равновесие, Гаврилов приник к прицелу, поле которого уже заполнил стремительно приближающийся темно-серый с белым трафаретным крестом борт полугусеничного «Ганомага». Отворачивать было поздно, да и бессмысленно, до столкновения осталось метров восемь, и сержант заорал: «Коля, тарань!», вцепляясь руками в казенник орудия и маховик поворота башни. Четырнадцать тонн броневой стали врезались в бронетранспортер, подминая его под себя. Инерция швырнула танкистов вперед, под днищем визгливо заскрежетал сминаемый металл, мотор взревел на высоких оборотах и заглох. Впрочем, это уже не имело никакого значения: удар сорвал левую гусеницу и развернул легкий танк почти поперек. Боевая машина намертво застряла, не способная самостоятельно съехать с искореженного бронетранспортера. На несколько секунд наступила тишина. Сержант очумело потряс гудящей, словно колокол, головой и стянул шлемофон. В глазах все плыло, по лбу, заливая лицо, струилась, смешиваясь с потом и гарью, липкая теплая кровь. Похоже, он снова головой ударился, хоть и напрочь этого не помнил.

«Надо выбираться, не то сожгут. – Мысли путались, мешая друг другу, словно толпа на вокзальном перроне. – Нет, глупости, снаружи немцы, сразу застрелят. Развернуть башню, да, нужно развернуть башню! До того танка метров тридцать, даже в лоб возьмем, главное попасть».

Гаврилов оглянулся, покачнувшись от накатившего головокружения, и наткнулся взглядом на лежащего на полу боевого отделения заряжающего. Глядящего на него немигающими голубыми глазами, особо заметными на чумазом, покрытом гарью и копотью лице.

«Ничего, Серега, ты полежи пока, отдохни малек, я уж сам заряжу. – Сержант потянулся к хомутикам боеукладки. – Еще хоть одного гада с собой прихва…»

Мощный взрыв подбросил искореженный корпус легкого танка и смятый ударом бронетранспортер, спихивая не разделившихся даже в смерти непримиримых противников в неглубокий кювет. Сорванная ударом башня с нелепо скособоченным стволом пушки упала кверху погоном в нескольких метрах. Выкрашенная белой краской внутренняя поверхность брони была обильно забрызгана россыпями алых пятен и потеков.

Наводчик немецкого «Pz-IV Ausf. D» убедился, что цель поражена, и перенес внимание на другой стремительно рвущийся к шоссе русский танк…

* * *

Капитан Василий Мартынцев, командир отдельного противотанкового дивизиона 22-й танковой дивизии, вытирая с лица слёзы (а вернее, размазывая их по пыльной физиономии), смотрел на героическую гибель последних машин 143-го танкового полка родной дивизии.