Русская проститутка приводит к себе жалобного еврея-коммивояжера и через день утром провожает его на вокзале, держа в руках маленький сверток. «В свертке были пирожки, и жирные пятна от них проступали на бумаге» (Бабель). Зяма, обожавший Бабеля (одна из лучших его телевизионных работ «Гердт читает Бабеля»), и артистка, явно талантливая, да еще, как сама говорила, «рядом с мастером», играли так, что зал плакал. Мы все идиоты, не организовали съемки…
Неля Гордина с нами в Себеже
Жили в Тель-Авиве. В Иерусалим предлагали ехать в машине, но я, помня въезд в этот город, сказала, что поедем в автобусе, на втором его этаже. На таханат марказит[16] сели: Зяма – на первый ряд, за водителем, я – позади него. Волновалась ужасно, уговаривая себя про себя: чего я, гойка, волнуюсь – вдруг не впечатлит? Но когда проехали место, где сверху открывается вид на город, Зяма обернулся и сказал: «Да, действительно, это рассказать нельзя!» Я была счастлива.
За несколько лет до этой поездки Гердт был в Воронеже на Мандельштамовских чтениях, где познакомился с Виктором Гординым – поклонником этого поэта, выражающим истинное поклонение действиями. Чтения состоялись благодаря и ему. За год до нашего приезда семья Гординых – Виктор, Неля и двое сыновей, под ростков-красавцев, приехали из Воронежа в Израиль. Позвонили, встретились у них дома, познакомились с Нелей, тоже уже не знаю за какие заслуги посланную мне Небом. Перед нашим отъездом Витя пришел к нам в гостиницу, принес в подарок маленький семисвечник…
Почему за светлым обязательно печаль? После нас, уже зимой, в Израиле был Веня Смехов, и Витя поехал на велосипеде в аэропорт, чтобы его проводить и послать с ним посылочки и письма друзьям, нам в том числе… Его сшибает машина… Мальчики и Неля сиротеют…
На следующий год мы опять в Израиле, с Зямиными выступлениями. Навещаем Нелю, слава богу, рядом живет близкая подруга. И мальчики. Работает, настоящий молодец, вокруг много людей. И это потому, что она такая – «желанная». Люблю это слово, означает не только, что к человеку хорошо относятся, но и он милостивый, расположенный. Хоть и в разных странах, но мы стали друзьями, не подругами, а именно друзьями – не хватает друг друга, скучаем. Ездила с нами в Себеж, на открытие памятника Гердту. Что говорить? Подарок Судьбы.
Мельком, получая ключи от его дома, познакомилась с Гариком Губерманом. А когда приехала с Зямой, они познакомились, и мы даже у них жили, они были дома, а не на заработках в Америке.
Зяма узнал Израиль благодаря Гарику – так, как он, по-моему, об этой стране никто рассказать не умеет. Ехать в машине, когда Гарик за рулем, – наслаждение. Главное его обращение к хулиганским водителям, которых везде хватает, не мат, а произнесенное с интонацией, с которой произносят «ё… твою мать», слово «мотек»: «Сладкий ты мой!»
Читая и слушая Гарика, часто думаю, что краткость не сестра, а мать таланта. Ведь с ума сойти от глубины всего двух строк: «Давно пора, е…а мать, умом Россию понимать!» У кого еще, кроме Игоря Губермана, такая сила самоиронии? Быть в компании Зямы и Гарика – именины сердца! Так, между прочим: сидим около камня, под которым – во всяком случае, так говорят – похоронен царь Давид, создатель Иудейского государства (ХI век до нашей эры). Вдруг подходит молодой человек:
– Зиновий Ефимович, очень прошу, автограф!
Гарик:
– Ну напиши, только укажи место!
Гердт:
– А Додик не обидится?
Счастливы все! Молодой человек хохочет вместе с нами.