Разговор со своими

Дальше разговор: кто мы, что мы, где живем… «У нас всех детей привозят, какой марки у вас машина?» Поняв в течение беседы, что всех привозят на черных «Волгах» и соответственно марка нашего автомобиля «Москвича» никак не подойдет, так и сказала и, лицемерно вежливо попрощавшись, не отвечая на «Что вы, что вы, какая разница?» – ушла.

Дома Зяма поддержал – отдаем в обыкновенную близлежащую школу. Но Провидение работает! Буквально на следующий день звонит Элем Климов и приглашает на просмотр своего фильма по сценарию тоже замечательного друга Семена Лунгина «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». И говорит, что стоит остаться после просмотра фильма на обсуждение, так как приглашены «деятели образования» – учителя, вожатые, директора. «Думаю, будет не менее интересно», – уговаривает Элем. Идем втроем – Зяма, Ляля Львовская[18] и я. У Зямы спектакль, он уезжает в театр. Естественно, мы счастливы такой замечательной работе друзей – сценарий, режиссура, Евгений Евстигнеев, все остальные… Именины сердца!

* * *

Начинаются выступления. Элем прав – интересно очень! Выходит человек лет тридцати и говорит:

– Я – старый лагерник… – зал обрушивается хохотом. – Нет, нет, не в том смысле: сначала я был пионером, а потом вожатым, фильм замечательный.

Далее появляется пожилая училка, кажется, завуч, с возмущенными воплями о неуважении к старшим и непедагогичности показа такого безобразия детям. Затем появляется молодая учительница, подтянутая, строго, но элегантно одетая, и хорошим голосом и речью начинает звать всех на баррикады, говоря, что стиль поведения старших надо менять начиная с Министерства образования…

Далее (я, конечно, привожу не всех) выходит мужчина средних лет, говорит, что он директор (картавя на букву «р») и что смешно обсуждать: фильм потрясающий, полезный всем – взрослым и детям.

– Нечего лицемерить, все знают, что выгнать с работы дурака – трудно. В школе это сделать тоже нелегко. Поэтому, если в апреле ко мне подойдет выпускник – десятиклассник и скажет, что у него конфликт с учительницей и что она – дура, а я знаю, что, к сожалению, он прав – она действительно дура, то неужели я буду его отчитывать: как ты смеешь, об учителе, старшем, и т. п.! Конечно же нет, единственное, что я ему скажу: Паша, потерпи!

Обсуждение закончилось, медленно расходились, продолжая обмениваться восхищениями и протестами. Вокруг очаровательной учительницы высказывали опасения за ее смелость. Обаятельно улыбаясь, она говорила:

– За меня не беспокойтесь, у меня муж хорошо зарабатывает.

Мы подошли к «Паша, потерпи».

– Я правильно поняла, что Вы директор школы? – обратилась я.

– Да, а Вам зачем?

– Я хочу отдать к Вам в школу дочку, где Ваша школа?

– О, у черта на куличках – в девятом квартале Новых Черемушек!

– А мы живем в десятом!

– Но у меня самая обыкновенная, никакая не спецшкола.

Выясняется, что она к нашему дому даже ближе, чем наша районная, поэтому никаких сложностей в РОНО, куда мы с Гердтом пришли с запиской, конечно же, от Мильграма Леонида Исидоровича, не было!

* * *

Так началось наше знакомство и уже очень многолетняя, позволю себе сказать, обоюдная привязанность. Леня (так звали его, слава богу, за глаза, не только мы, родители, но и все ученики) первое, чем потряс меня, было знание всех учеников, включая вновь пришедших, по именам! Это очень сильно снижало казенщину, присущую всякому, даже и образовательному, учреждению, делая пребывание в школе более уютным для всех – учеников, учителей, нянечек… Казалось бы, как просто, но так редко!

Через год, осенью, он позвонил нам и сказал: «Ну вот, за вашу верность принципу сохранения достоинства – наша школа стала английской!»

Нармуды (народные мудрости) всегда верны. Например, одна из них – «Каков поп, таков и приход!»: роль личности – огромна! Конечно, наверное, и в «кадрах» Мильграма не все были безупречны. Но климат в школе был таков, что все работали «у себя» не за страх, а за совесть. Это сработало: как когда-то эпитет «ифлиец» (студент Института философии и литературы) звучал как высокая марка, так принадлежать к «сорок пятой» во времена Мильграма стало, как теперь говорят, «престижно». (Как к Итону в Англии!)