Лиза откровенно рассказала о недавнем прошлом, отлично сознавая свои не совсем обычные чувственные повадки и наклонности: привычку безоглядно влюбляться во всё, что обещает толику воодушевления, выразительные эмоции и праздник.
Я был окрылён и вдохновлён очарованием внешней привлекательности, темпераментом и чувственностью подружки, её податливостью, готовностью воплощать в реальность мои незрелые, но вполне определённой направленности мечты.
Это было так давно.
С тех пор многократно менялись правила любовной игры, её декорации и сюжетные линии.
Моя девочка довольно быстро из сказочной феи превратилась в земную женщину: корыстную, заносчивую, капризную и циничную.
Наверно стервозность, которую приобретают жёны – это обязательное условие в развитии семейных отношений, которые, по сути, приводят к неизбежному разрушению возвышенных чувств, сопутствующих созданию этого союза.
Но тогда я об этом не догадывался.
Словно опытный сёрфер следила Лиза за окружающей её тело мужской средой: улавливала неким подобием радара малейшие потоки интереса и внимания, направляла его в нужное русло, взбиралась на вершину разбуженных волн и парила на гребне восторга, наслаждаясь вожделением и страстью столь долго, пока не иссякала энергия влечения.
Как и любой поток, побуждаемый к движению извне, который неизбежно теряет энергию, её увлечения вскоре иссякали.
Растратив желание и силу страсти, Лиза вновь начинала скучать, хандрила, становилась агрессивной и раздражительной. Обыденная, однообразная, размеренная жизнь не представляла для неё интереса.
Ей приходилось подстраиваться под меня, основательно надоевшего и опостылевшего мужчину, под скучную обыденность семейного быта, заниматься хозяйством и детьми, что бесило, выводило из равновесия, требовало слишком много внимания, не дающего того безумного вдохновения, которое она принимала за проявление счастья.
Лизе приходилось заниматься стиркой, готовить еду, спать с мужем, который не способен в силу привычности ласк укротить её кипящие любовные соки.
Она не хотела и не могла убивать на семейную рутину драгоценное время молодости, которое можно было израсходовать иначе – празднично и весело.
Я всё это знал, много раз заставал жену за горячим, но категорически отказывался признаться себе в необходимости разорвать порочные отношения.
Лиза не скрывала, лишь слегка прикрывала неприглядные стремления фиговым листком лживых объяснений: юные девы, мол, наивны и непоследовательны, сами не ведают, что творят.
Не из похотливых якобы побуждений оказывается она в объятиях очередного любовника, а лишь из любопытства, от незнания жизни. “Соблазнил, воспользовался доверчивостью, бессовестно обманул, заманил в ловушку, околдовал, загипнотизировал, напоил, взял силой…”
На самом деле Лиза была не просто любознательна и наивна – назойливо сосредоточена на процессах совершенствования методов совращения.
Циничной её сделал первый интимный опыт, приобретённый в ранней юности. Это было искушение взрослостью, которая манила своими деликатесами, подробно и чувственно описанными в романах.
Любовное чтиво Лиза поглощала как запойный пьяница алкоголь. Иногда родители заставали её среди ночи с книжкой под одеялом со светом фонарика.
Впечатления и чувственные позывные растревоженного неизведанными действиями тела копились и требовали реализации. Лиза ласкала сама себя, научилась быстро достигать необходимого напряжения и разрядки, но хотелось большего.
Восхитительная жизнь и волшебные эмоции, которые испытывали героини романов, проходила совсем близко, можно сказать рядом, но была скрыта таинственным пологом неизвестности и непонятно кем выдуманными правилами приличий.
Лиза ждала таинственных событий, торопила их, мечтала и грезила, представляла в деталях и красках, когда и как это произойдёт.
Мечты не замедлили войти, ворваться реальным воплощением в её скучную жизнь.
Я не оговорился, они действительно вошли, ворвались, вполне по-взрослому. Опытный похотливый самец настойчиво и грубо раздвинул горизонт событий вместе с нежными бёдрами до уровня первого, не вполне удачного женского опыта.
Позднее, когда раз за разом вскрывались её неумело камуфлируемые скабрезные шалости, я старался не обращать на них внимания, относя к совпадениям и нелепым случайностям, хотя каждый подобный эпизод добавлял к нашим странным отношениям царапины и шрамы, не кровоточащие до поры, но раздражающе зудящие.
Я терпел.
Почему? Наверно оттого, что Лиза была моей первой женщиной. С ней я познал радости настоящей любви, с ней прошёл подготовительную и начальную школу эротизма, с ней мечтал о возвышенно-волшебном будущем, с ней связал свою судьбу, счастливую, как пытался себя убедить.
Наверно я однолюб.
Сознаюсь, несколько раз пытался отомстить за измену изменой, но с одинаковым итогом: одноразовые любовницы казались мне синтетическими копиями настоящей женщины. Мне с ними было хорошо, иногда очень здорово, но не так, не так…
А хотелось так. Так как с ней, с моей Лизой, как в тот, самый первый в жизни раз.