Разговор за рюмкой чая. Любовь понарошку и всерьёз

Оказалось, что любовь наша и не любовь вовсе – иллюзии, глюки, что мы совсем не идеальны, попросту обычные люди, как миллионы прочих. Мираж растаял, осталось ощущение, что тебя надули, как последнего простака, подсунули фантик вместо сладкой конфетки.

А ощущения той эйфории, счастья неземного, в памяти прочно засели, требуют повторения. Любовь ведь  наркотик. Это не преувеличение, так оно и есть на самом деле. Симфонию жизни исполняют гормоны, тот ещё опиум. Организм привыкает получать дозу допинга в виде космических эмоций и ярких оргазмов. Не дают – начинается ломка.

– Не выдумывай. Хочешь сказать, что мы сами себе не хозяева?

– Почему? Люди взрослеют, набираются опыта, учатся справляться с любыми ситуациями, перестают жить иллюзиями.  Жизнь слишком коротка, чтобы только и делать, что преодолевать одиночество, живя вдвоём.

Одиночеством нужно наслаждаться. Одному, в полной тишине. Только не очень долго. Если слишком увлекаешься, пропадает сладость блаженства. Оно превращается в несчастье, выдержать которое становится невыносимой пыткой. Когда начинаешь тосковать в браке, значит, любовь безвозвратно ушла, не выдержала испытания временем.

– На что намекаешь, опять скажешь, что изменяю?

– Зачем? До любой информации дозреть нужно. Никогда не замечала, что перечитывая одну и ту же книгу, ты не видишь, не чувствуешь то же самое, каждый раз получаешь совсем иную информацию. А почему? Развиваешься, становишься другим. А буквы и слова в тексте всё те же.

Понимаешь, Лиза, нет смысла строить дом на чужой земле, даже если очень хочется. Это исключено. Отнимут. Или выгонят в лучшем случае. Обживать нужно своё поле, пусть даже крошечное, неудобное. Так как насчёт романтического ужина?

– Принято. Выдвигаю встречное предложение – что скажешь о романтическом завтраке? И вообще, может, хватит уже ссориться?

– Ты мне что, предложение делаешь, на любовь намекаешь?

– И не намекаю даже, всегда тебя любила.

– Считаешь, что я должен поверить?

Серёжка на пузе

Любовь, она и есть любовь. Она – сокровенное таинство, мистическая благодать, бесценный дар, колдовство, талант, магия.

Можешь триста романов с продолжением о любви прочитать, Санта Барбару все две тысячи сто двадцать семь серий посмотреть, миллионы томов познавательных книг о психологии семьи и брака изучить и всё равно ничего о ней не узнаешь.

Конспекты и графики, теории и тренинги, даже обширная практика ничего не дадут. Пока сам не испытал на себе действие волшебства любви – ты по сути девственник, даже если успел совратить десяток-два наивных партнёров.

Прямая линия как это ни странно состоит из отдельных точек. Одну пропустил –  получилось тире, а это уже совсем другая история.

Когда мальчишечка лет пяти утром после обильного прилива бегал по берегу и бросал в воду медуз и ракушек, вынесенных на берег, мама сказала ему, что он зря старается, потому, что природу невозможно исправить.

– Каждая смерть – продолжение чьей-то иной жизни, – говорила она малышу.

Ребёнок ответил, – а эта ещё живая. Может, у неё детки будут.

Как же он прав.

Судьбу, её ещё собственноручно создать нужно. Она пока  молодая, эксцентричная, хохотушка и шалунья, смотрится в зеркало, где всё её не устраивает и страдает.

Рыжеволосый юноша хочет иметь чёрные кудри. Худой и хилый мальчишка мечтает о коренастой с рельефной мускулатурой фигуре. Ребёнок торопится взрослым быть,  красавец страдает от несовершенства пропорций тела, хотя все вокруг завидуют его внешности.

Мы такие, каких нас создала природа. Ничего невозможно исправить, потому, что всегда есть то, чего не достаёт, сколько бы мы ни старались стать совершенными.

Серёжка, худой как щепка юноша под два метра ростом, субтильный и замкнутый на внутренних семейных отношениях, со скрипучим, истинно мужским глубоким басом. Таким голосищем проповеди с амвона читать или литургии петь, но характер и сущность его нисколько не соответствуют данному обстоятельству.

Не сказать, что Сергей маменькин сыночек, но всю жизнь под присмотром исключительно женским. До десяти лет с тётками спал, благо их много и каждая души в нём не чаяла.

Когда его выгоняли на свою кровать, малыш басом плакал, – ну можно я с Любкой лягу, она горячая и мяконькая?

Кто же ребёнку откажет – конечно, можно.

– Сергунька, маленький мой. Ну иди же скорей к любимой няньке.

Семнадцать лет парню было, а дамы из его прихода пылинки с тела недоросля  сдували, сопровождая и контролируя каждый его шаг.

Не дай бог случится с ребёнком чего! Мальчишка совсем. А ну как обидят?

А оно вон как повернулось.

Вжик…

С одного единственного взгляда пал долговязый баловень к ногам светлокудрой прелестницы..

Взмахнула девочка пушистыми ресничками, метнула пристальный сероглазый взор и пронзила насквозь чувствительное мальчишечье сердечко.

Дальше всё завертелось вихрем, заполнило голову Серёги туманом первой любви, предъявляя ему раз за разом волшебные наслаждения, одно прекраснее другого, манившие ещё более прекрасным, пока неизведанным.