Что не так со мной, если запросто его отпустила, а теперь испытываю чувство вины?
Почему поток радости и счастья, вначале такой бурный, быстро иссяк?
Почему Костя перестал до меня дотрагиваться задолго до развода, разговаривать со мной, восторгаться моими глазами, лазить под подол, говорить милые приятные глупости, от которых замирало всё изнутри и становилось сладко во всём теле?
Рита всю жизнь куда-то бежала, себе и другим доказывала свою исключительность и индивидуальность, а Костя… он был обыкновенный, приземлённый, ни к чему особенному не стремился.
Его постоянно несло то в горы, то в дебри науки, но покорять вершины и глубины он считал скучным, потому быстро уставал от стремительных гонок по бездорожью и увлекался чем-то иным, ещё неизведанным.
Костя при людях мог залезть ей под кофточку с головой, покрутить у всех на глазах восставшие от такой наглости соски, поцеловать взасос, прошептать так, чтобы все слышали, что хочет её… хочет здесь и сейчас и смотреть на неё при этом маслеными глазами, смотреть доверчиво и влюблённо.
Это было непристойно и стыдно… но до жути приятно.
Сексом, считала Рита, занимаются люди недалёкие, убогие духовно. Секс – физиология, грязная и ненастоящая. Любовь – нечто иное: духовное, возвышенное.
Рита почти привыкла к своему одиночеству. До сегодняшнего дня в нём было комфортно.
Женщина пыталась вспоминать, анализировать, что упустила, в каких алгоритмах и реализациях допустила ошибку, но линия судьбы казалась ей безупречной и правильной: кроме самого Кости, наличие которого в жизни никоим образом не вписывалось в стройную программную линию.
Что в нём, в Косте, было такого, чего невозможно создать, купить, воспроизвести методом синтеза, собрать из отдельных деталей, в чём его природная исключительность? Чего стало недоставать в жизни в его отсутствие?
Аналитический ум Риты требовал сатисфакции, удовлетворения исследовательского эго хотя бы в теории. Но разум молчал.
Ей не в чем было себя упрекнуть. Костя имел всё, о чём мог мечтать любой мужчина: квартиру, машину, дачу, возможность одеваться, творить, путешествовать.
Жаль только она, Рита, не могла разделить его праздник – ей всегда было некогда. Но это издержки образа жизни любого успешного профессионала, готового положить свою судьбу на алтарь процветания.
Женщина смотрела в окно, закусив губу едва не до крови, и не могла ответить ни на один из своих вопросов.
Костя оказался слабаком. Едва успев развестись, он женился на невзрачной пигалице без образования и перспектив когда-нибудь в будущем научиться таскать для него каштаны из огня. Такие женщины годятся лишь в проститутки и домохозяйки.
Рите было обидно, что он, Костя, оказался неспособным сделать хотя бы раз в жизни достойный осознанный выбор.
Эта кукушка принесла ему троих детей, поставив тем самым крест на научной карьере мужа. Костя бросил аспирантуру, живёт с ней в примитивной двухкомнатной квартире в провинциальном пригороде, работает на заводишке заместителем главного энергетика, не имеет даже элементарного средства передвижения.
Как, объясните, как можно расти интеллектуально и духовно в такой унылой обстановке? Разве убогость может быть платформой для любви, для романтики? На какой стержень, скажите на милость, можно нанизать мышцы взаимного магнетизма, кровеносные сосуды эстетического вдохновения, восторг познания, нервы исследовательского зуда?
Рита заплакала. Она вспомнила что-то особенное, что Костя умел делать по ночам, в те редкие минуты, когда она закипала и позволяла ему всё.
Это была так здорово, так прекрасно, но идти по пути примитивного восприятия мира – не её метод. Позволяя первобытным инстинктам и ископаемым функциям определять будущее, значит отказаться от сознательного созидающего строительства судьбы.
Да, Рита позволяла иногда делать с собой это, но лишь тогда и в том объёме, какой не мог повлиять на будущее.
Она была самостоятельной и жёсткой, но правдивой и смелой не была. Все неудобные вопросы Рита откладывала на потом, позже сознательно забывала, запрещая напоминать о том, что такие деликатные проблемы существуют.
Сейчас она плакала, украдкой, с закрытыми глазами, проникая меж тем обеими руками во влажную скользкую теплоту запретной зоны, которая несмотря на табу помнило Костино вульгарное вторжение и ту телесную радость, которая приносила с собой сгустки энергии счастья.
Это вышло совершено случайно, на автомате, когда сознание было занято совершенно другими переживаниями, которые случались ещё тогда, когда у неё был Костя.
Когда тело закончила сотрясать серия конвульсий, Рита спокойно взяла лист бумаги и принялась скрупулёзно записывать только что испытанные ощущения.
Всё просто, обрадовалась она – Костя здесь совсем не причём. Дело в химии мозга, которая посылает импульс, запускающий серию гормональных реакций, которых наверняка можно избежать.
Например, с помощью современных медикаментов. Почувствовала беспокойство – приняла таблетку и можешь быть свободной, до следующего приступа.