Разговор за рюмкой чая. Цена любви

Мы жили в одном подъезде, вместе ходили в школу, играли в дочки-матери, тысячи раз наблюдали грозу из окон подъезда между четвёртым и пятым этажами.

Однажды даже были свидетелями шаровой молнии, которая летала вокруг подъезда ртутным шариком, потом заглянула почти в самое окно, зашипела и исчезла.

Юлька любила танцевать.

Просто так.

Мама шила ей прозрачные танцевальные платьица из остатков штор, которые готовила на продажу: струящиеся, журчащие, напоминающие струи дождя или обволакивающие серебристые туманы.

Все прочили девочке большое будущее, но сама она не загадывала – просто танцевала, очень часто прямо на улице.

Я только и слышал тогда, от родителей, друзей, знакомых – не упусти, вы созданы друг для друга.

Юлька всегда и всё решала сама, она была натурой необычайно творческой. Вдохновляющие идеи и их реализации толпились в её внутреннем мире, не давая ни минуты покоя.

Не могу сказать, что любил Юльку, тогда я не умел распознавать и понимать свои незрелые чувства. Мы просто жили вместе, превратившись со временем в единое целое.

Я относился к Юльке как к сестре. Мы были пятнадцатилетними подростками, хотя и весьма любопытными.

Тело и пластика подруги день ото дня становились всё привлекательнее, а танцы – более откровенными.

В то время мы часто закрывались у неё или у меня дома: учились целоваться, танцевали, обнявшись, беседовали о будущем. Точнее, Юлька рассказывала о своих девичьих иллюзиях.

Она мечтала о волшебной любви, о путешествиях на корабле, о необитаемых островах и многом другом, до чего мне тогда в принципе не было дела. Вот поцеловаться я точно был не прочь. И подурачиться тоже.

Сейчас передо мной стояла Юлька с землистым лицом в застиранном мятом платье с папиросой в углу рта и улыбалась щербатой улыбкой.

Выцветшие космы, перевязанные грязным бинтом, образовывали причёску “сенокос на лыжах” или что-то вроде. Безобразные синие прожилки на ноздреватой коже, трясущиеся руки, хищный взгляд.

– Чё уставился, Антоха, соскучился? Не нравлюсь, да… ну и вали отсюда!

Юлька смачно сплюнула под ноги, глубоко затянулась и картинно воткнула руки в боки.

– Или покупай, или проваливай. Некогда мне с тобой. Похмелиться надо. Или это… за показ денег не берут, конечно, но, ты же свой. Дай пару сотен и побазарим. А чё… детство вспомним золотое. Я для тебя станцую. Ха-ха, шучу. Ну-у-у, дашь на пузырь или как?

Мне было двадцать семь лет, значит ей столько же. Но передо мной стояла пожилая особа, прожившая как минимум вдвое больше: артритные колени, глубокие борозды морщин, отвисшие мочки ушей, расплющенные кисти рук.

На пластиковом ящичке перед ней стоял набор танцующих хрустальных кукол, тех самых, с которых всё и началось.

Его звали Геннадий Романович, видный мужчина из соседнего дома. У него была какая-то редкая слесарная профессия, предполагающая навыки во всех областях творчества.

Тогда ему было чуть больше тридцати. Счастливый родитель двух маленьких ангелочков и муж миниатюрной красавицы, о которых он рассказывал с придыханием.

Он приходил со своим стулом в тот тенистый уголок, где танцевала Юлька и смотрел.

Однажды он принёс разноцветную хрустальную фигурку танцующей девочки и подарил Юльке. Видели бы вы, как она визжала от радости.

Потом была ещё фигурка, ещё и ещё.

Позже Юлька замкнулась на время, избегала общения.

Я был её единственным другом, поэтому она мне открылась. Это была любовь: самая первая, самая романтическая, драматическая и сказочная одновременно.

Юлька сбегала с уроков, чтобы встретиться с ним, с Геннадием Романовичем, который, похоже, увлёкся не на шутку.

Для Юльки эта любовь была сказочным приключением, пропуском в мир взрослых чувств. Она горела сполохами.

А он…

Для взрослого мужчины девочка с её безграничной любовью становилась серьёзной проблемой. Геннадий Романович не прочь был вкусить из рога изобилия сладкого нектара, с удовольствием откупорил сосуд непорочной юности, но топлива для страсти в его развратном теле и желания что-то в жизни менять оставалось всё меньше.

Надо было что-то делать, тем более жена несколько раз ловила на горячем. В один из дней любовник испарился вместе с семьёй, не оставив Юльке координат, но передав через случайного юношу очередную статуэтку и страстное любовное послание, в котором не только ставил крест на их отношениях, но и давал надежду.

Слабый оказался человечишко, ничтожный и жалкий.

Ранимая творческая натура девочки не выдержала и…

И треснула.

Юлька перестала общаться со мной, со сверстниками, замкнулась, а позже и вовсе исчезла из поля зрения.

Мне в ту пору было чуть больше шестнадцати лет. Жизнь шла своим чередом. События наслаивались друг на друга, я взрослел, влюблялся, постигал азы возмужания.

Конечно, я довольно часто вспоминал Юльку, с которой меня связывало очень многое.

Её сумасшедшие танцы забыть было попросту невозможно.

И вот она передо мной. Представить эту опустившуюся женщину танцующей попросту невозможно.