Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По

Глядя на эту привлекательную пару, я понял, что смотрю на маньяка Горация Раиса и Лидию Бикфорд – женщину, которая в конце концов приняла такую страшную смерть от его рук.

Каким образом дагеротип оказался в старом саквояже, можно было только догадываться. Возможно, размышлял я, его по небрежности бросил туда человек, отвечавший за имущество Раиса, а затем Кимболл не заметил дагеротипа, разбирая личные вещи убийцы.

Как бы то ни было, Барнум будет рад завладеть этой вещицей. Что до меня, то я был глубоко разочарован, ибо моя последняя надежда найти ключ, который привел бы меня к похитителю шкатулки, рухнула.

Тем не менее, продолжая вглядываться в лица Горация Раиса и его обреченной подруги, я подумал, что есть нечто странное уже в одном существовании этих фотографий. Хотя и доступные по цене, дагеротипы – и я это знал – были дорогим удовольствием, если не предметом роскоши. Учитывая крайнюю бедность Раиса, я не понимал, каким образом он мог заплатить, да не за один, а за два снимка.

Мной овладело любопытство. Порывшись по карманам, я вытащил ножик, который дала мне миссис Рэндалл, открыл его и поддел чеканную металлическую рамку, в которую был вставлен портрет Лидии Бикфорд. Достав фотографию, я поднес ее к глазам.

В углу стеклянной пластинки была нацарапана фамилия дагеротиписта, в мастерской которого делали снимок:

«Г. Баллингер».

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Помимо небольшого футляра с двумя дагеротипами, я отобрал для Барнума еще несколько вещей: грязную рубашку Раиса, зазубренную ржавую бритву, старый кожаный ремень, а также книгу под названием «Иллюстрированный трактат по анатомии для колледжей и академий», принадлежащую перу врача с метким прозвищем «Закройщик». Хотя во всех этих вещах не было ровным счетом ничего примечательного, я был уверен, что Барнум с его талантом к бессовестным преувеличениям легко сможет превратить их в некие зловещие экспонаты, которые наверняка привлекут в его музей большое число платежеспособных посетителей.

Упаковав отобранное в свой саквояж, я сложил остатки райсовских вещей в корзину, погасил лампу и вышел из хранилища. Перед тем как уйти из музея, я задержался перед кабинетом Кимболла. Сидя за столом, где он деловито вносил какие-то пометки в огромную бухгалтерскую книгу, хозяин музея проводил меня достаточно долгим взглядом, который при желании можно было принять за прощание. На сей раз я был благодарен за его резкость, поскольку у меня не было никакого желания вступать в длительную беседу, которая могла бы вынудить меня признаться в находке двойного дагеротипа: узнай он о его существовании, Кимболл вполне мог бы захотеть оставить его для своего собрания.

Шагая к дому миссис Рэндалл, я обдумывал значение найденного. В самих по себе дагеротипах не было ничего даже отдаленно зловещего. Однако то, что у Горация Раиса вообще появились эти снимки, указывало, по крайней мере, на возможность того, что он состоял в дружеских отношениях с фотографом, который сделал их для бедного студента по сильно заниженной цене, если не gratis15. Мог ли тогда Баллингер быть тем знакомым, которого Райе свел с доктором Мак-Кензи и который теперь оказывал последнему различные противозаконные услуги? Мог ли он оказаться человеком, который, помимо похищения секретных ингредиентов доктора Фаррагута, помогал доставать тела для вскрытия? Но какое отношение мог иметь дагеротипист к похоронному бизнесу?

Не успел я задаться этим вопросом, как ответ поразил меня столь чувствительно, что я остановился как вкопанный, едва не столкнувшись с шедшим позади прохожим. Я вспомнил портрет, который миссис Рэндалл носила в медальоне, снимки, приведшие в столь встревоженное состояние Сестричку во время нашего визита к Баллингеру.

Ведь он же специализировался на памятных фотографиях покойников!

Меня словно пронизал ток, идущий от гальванической батареи, ибо теперь мне стало окончательно ясно, что объединяет Баллингера с человеком, которого я искал: работа, в процессе которой он сталкивался с телами недавно усопших, позволявшая ему оценивать их состояние и таким образом определять подходящие объекты для эксгумации и вскрытия.

Однако даже это не давало оснований утверждать виновность Баллингера. Хотя обнаруженные мною факты и наводили на определенные размышления, они, как я теперь понимал, носили в высшей степени косвенный характер. Прежде чем рассматривать дагеротиписта в качестве серьезного подозреваемого, я нуждался в куда более веских доказательствах его виновности.

Продолжая следовать своим путем, я, конечно, и представить не мог, что именно такие доказательства ожидают меня в доме миссис Рэндалл.

Едва войдя, я услышал шум, который в этом доме раздавался так редко, что положительно ошеломил меня. Благодаря напряженным отношениям между миссис Рэндалл и ее служанкой Салли я уже привык к самым неприятным звукам: горьким сетованиям, яростным упрекам, жалобным всхлипам. Но вот чего я никогда не слышал в этих стенах – и что, однако, теперь поразило мой слух, – так это здоровый женский смех.