— Если бы спать, то у вас бы глаза не таращились, а слипались… Так если захотите происхождение проследить, надо сперва… Виноват, мои калоши, кажется, под вашей скамейкой… Простите, благодарю вас… Надо сперва из людей его выделить… Фу ты черт, тормоз-то — тоже люди выдумали… и ведь всегда, когда стоишь на ногах да еще руки вещами заняты… Из людей сперва выделить, в человека превратить… Вот тебе на, билета не могу найти…
— У вас не отобрали?
— Кто же отобрали?
— Человек, тот, что проходил.
— Так тогда не «отобрали», а «отобрал»; а «отобрали» — значит, люди… Носильщик!.. Ни в одном слове, милостивый государь, такой разницы нет между единственным и множественным… Два места, два места и узелок… И в одном только значении единственное и множественное совпадают, да-с, — позорнейшее применение-с священнейшего слова… Что смотрите? Небось в ресторане обед заказываете, — кого зовете карточку подать? А у дворецкого какой-нибудь барыни спросите, — как в деревню ездите? Сами, скажет, в первом классе, а в третьем… Кто же в третьем-то? «Сами»-то что же, не люди, что ли? «Да на чреде высокой не забудешь святейшего из званий — Человек»! Шампанского!.. Позорно, милостивый государь, позорно-с… Вот билет, нашелся. Да не могли его у меня отобрать, — ведь я дальше еду. Не могли: ничего люди против меня не могут… потому что я не человек… но и не лакей-с… Приятного путешествия.
— Носильщик!
— Что прикажете?
— Этого господина знаешь как зовут?
— Обносков-с.
— Больной?
— Нет, зачем.
— Ближний?
— Не могу знать, на Тамбов ездиют.
— Хороший человек!
— Людей не обижает… Простите, барин, — дожидаются.
Павловка,
15 октября 1911
10
Вокруг света
И прошлые века стоят, как привиденья,
Как цепь высоких гор, как ряд недвижных волн.
— А, как я рад! Давно в Москве?
— Сегодня утром.
— И я сегодня утром, из деревни.
— Я из Петербурга… Стремление в Москву…
— Сердце России…
— А «Эрмитаж» — сердце сердца.
— «Le coeur de ton coeur». Вы заказали?
— Заказал.
— Что?.. Впрочем, все равно. Мне то же самое… Ну-с, я очень рад встрече. У меня такое чувство, что я опять на фарватер попал.
— А вы блуждали?
— Когда же мы не блуждаем? Когда одни. А с людьми — по пальцам пересчитать тех, с кем не блуждаем.
— Какие же у вас в деревне «люди», да еще в октябре месяце?
— Я в уезде был. Земское собрание.
— Хорошо сошло?
— Очаровательно… Что вы так смотрите?
— Вы говорите, как про спектакль.
— А чем же не зрелище? Проходит жизнь — люди, животные, дети, родители, больные, врачующие, учащие, учащиеся, прошения, проекты, предписания, ссуды, ассигновки…
— Не думаю, чтобы ко всему этому приложимо было слово «очаровательно».
— Так вы же меня спросили, как прошло собрание? Когда спрашивают, как прошел спектакль, это без отношения к содержанию пьесы.
— Ах, так вы об исполнении?
— Вот именно, об исполнении и об исполнителях.
— Так хорошо?
— Прямо очаровательно.
— Утешительно.
— И очень. Вы знаете, ни в одном деле не чувствовалось «подкладки», ни в одном обсуждении не чувствовалось «личности».
— Это не похоже…
— На что?
— Да… на прежнее, что ли… или на наши представления…
— Представления?
— О провинции, о «земском пироге»…
— Какие там ваши представления, не знаю, а что на прежнее не похоже, это точно. Я помню, что это было двадцать лет тому назад, когда собирались наши уездные тузы.
— А теперь?
— Теперь и тузов нет.
— Козыряют?
— И не козыряют.
— Нечем козырнуть?
— Не перед кем, никого не удивишь, ни с кого ничего не возьмешь. Все равны, что один, что другой.
— Другие времена?
— Другое поколение. Другая Россия.
— Революционная?
— Ничего подобного.
— Правая?
— Правдивая. Разве непременно надо смотреть справа или слева? Нельзя посмотреть сверху или изнутри?
— Из существа?
— Вот именно… Ах, как не похоже на то, что было!
— Да ведь не лучше же?
— Определяйте как хотите, а проще, легче, человечнее. Прошли те времена, когда сознание своей сословности, своего дворянства предшествовало сознанию человечности.
— Просто люди?..
— Люди как люди.
— Красный околушек все же попадается?
— Не увидите больше. Красного околушка с борзой собакой, с арапником в руке и номером «Московских ведомостей» в кармане — не увидите.
— Так что «основы потрясены»?
— Ничего не потрясено, а просто увидали, что не на том стоим; и потом, надоело же когда-нибудь людям пыжиться.
— А то пыжились? «Прямые канцлеры в отставке»?
— Даже не в отставке.
— Несменяемые?
— А то? Красный околушек разве потеряешь? С чем родился, с тем и умрешь.
— Ну а борзятничество все же есть?
— Есть и всегда будет. Но уже псовая охота не ту окраску имеет.
— Просто забава!
— Ну да. А ведь прежде, когда он выезжал, — ведь он осуществлял один из пунктов Жалованной грамоты. Как рыцарь в крестовый поход, так он в отъезжее поле.
— «Конен, люден и оружен».
— Pro fide et patria.
— А женщины?
— Женщины всегда были человечнее мужчин. Разве вы когда-нибудь в женщине замечали, что проступает, лезет вперед сословное самосознание?