Разговоры Пушкина

Графиня Нессельроде[321]… раз без ведома Пушкина взяла жену его и повезла на небольшой Аничковский вечер[322]… Пушкин ужасно был взбешен этим, наговорил грубостей графине и, между прочим, сказал: "Я не хочу, чтоб жена моя ездила туда, где я сам не бываю"[323].

П. В. Нащокин по записи П. И. Бартенева. Бартенев, стр. 42.

Я помню, как однажды Пушкин говорил мне, что он терпеть не может — когда просят у него: не на водку, а на чай. При чем не мог скрыть своего легкого неудовольствия, когда я сказал, что распространяющийся в низших сословиях народа обычай пить чай благодетелен для нравственности, и что этому нельзя не радоваться. — "Но пить чай, — возразил Пушкин с живостью, — не русский обычай".

Н. И. Тарасенко-Отрешков. Воспоминания. PC 1908, Ns 2, стр. 433.

Начало года.

*… Входит Пушкин.

[Нащокин]. — "Рассуди нас, Александр Сергеевич, я к тебе с жалобой на сего юношу: во-1-х, он вчера в первый раз сбрил усы, во-2-х, влюбился в Елену Яковлевну Сосницкую[324], а в-3-х, сочинил хорошие стихи и не соглашается прочесть тебе".

"Усы — его собственность; любовь к Елене — грех общий: я сам в молодости, когда она была именно Прекрасной Еленой, попался было в сеть, но взялся за ум и отделался стихами, а юноше скажу: берегись! а что касается до стихов, то в сем грехопадении он обязан покаяться передо мной".

Говоря это весело, в pendant тону Нащокина, Александр Сергеевич взял меня под руку, ввел во вторую комнату, посадил на диван, сам сел с правой стороны, поджав по-турецки ноги, и сказал: "Кайся, юный грешник!..". По прочтении письма к Ленскому, Александр Сергеевич сказал свое всегдашнее словцо: "Ну, вот и прекрасно, и очень хорошо". Из второго письма к сестре, после описания сна, где я видел, между прочим:

Друзей, начальников, врагов…

указательный перст поэта быстро длинным ногтем чертил по запятой, как бы выскабливая ее: "Запятую прочь! маленькое тире, знак соединительный: начальники враги— слова однозначущие!.." По окончании чтения благодушный судья сказал: "Вот мой приговор: можете напечатать эти стихи с подписью: Александр Пушкин… я протестовать не буду". Я, конечно, понимаю теперь, что все это было снисхождением великой души…

Н. И. Куликов. Пушкин и Нащокин. PC 1881, № 8, стр. 609–610.

* Вот некоторые из возражений Александра Сергеевича: "А! вы все судите по прежнему времени, когда я с вами, гуляя по Питеру, растряхивал карманы, наполненные золотом? Да, правда, теперь у меня полон сундук новых сочинений… это наследство детям… Не печатаю затем, что теперь на мой товар запросу нет! Фадеюшка[325] охаял, а Смирдин спустил цену, вот я и припрятал товар. Ведь мы — купцы, а ныне творчество — коммерчество".

Н. И. Куликов. Пушкин и Нащокин. PC 1881, № 8, стр. 611.

Январь.

Когда появились его [Языкова] стихи[326] отдельною книгою, Пушкин сказал с досадою: "Зачем он назвал их: "Стихотворения Языкова"! Их бы следовало назвать просто: "Хмель"! Человек с обыкновенными силами ничего не сделает подобного; тут потребно буйство сил".

Н. В. Гоголь. В чем же, наконец, существо русской поэзии.

7 января.

* Пушкину в особенности нравится моя пьеса: "Зеркало старушки". Он меня встретил восторженным восклицанием: "Ваша Серафима — прелесть!".

Бар. Е.Ф. Розен С. П. Шевыреву. РА 1878, II, стр. 48.

29 июня.

* На другой день, 29 июня, рано утром, пешком с Черной речки, первым явился А. С. Пушкин. Поздоровавшись с дорогим гостем, Павел Войнович представил ему и нас артистов; а, относясь ко мне, прибавил: "А сей юноша замечателен еще тем, что, читая все журналы, романы и следя за литературой, никак не мог дочитать Ивана Выжигина"[327]. Александр Сергеевич, пожав мне еще раз руку, сказал: "Лучше сей рекомендации и не надо".

Н. И. Куликов. Пушкин и Нащокин. PC 1881, № 8, стр. 604.

* [У П. В. Нащокина, в именины Петра и Павла]. Пушкин лег грудью на подоконник; взглянул направо, сразу заметил крикуна и, повернув голову к нам, стоявшим у окна, сказал: "Тот рыжий должно быть именинник!" Повернув голову направо, закричал: "Петр!" — Что, барин? — "Сангелом". — Спасибо, господин! — "Павел!" (В такой куче и Павел найдется). — Павел ушел. — "Куда? Зачем?" — В кабак… Все вышло! Да постой, барин, скажи: почем ты меня знаешь? — "Я и старушку матушку твою знаю". — Ой? — "А батька-то помер?" (очень вероятно, у такого лысого). — Давно, царство ему небесное! Братцы, выпьемте за покойного родителя!