Разговоры Пушкина

– На Владимирку?

– На все четыре!

– Как так?

– А так: клетка надломлена, настанет ночь, а мы – ночные птицы и вольные! Прощай, брат, сочинитель.

«При такой дружеской откровенности, – продолжал Пушкин, – я ни на минуту не допустил мысли о доносе, пошел домой, поработал и лег спать. Ночью барабан бьет тревогу. Я, надев архалук, сбежал с горы в крепость, из ворот команда бежит во все стороны с криком: «Лови, лови!» Я вбегаю в ворота… Какая картина поражает меня: барабанщик, мальчик 16 или 17 лет, бьет азартно тревогу, а у него по лицу струится кровь и глаз, вырванный из своей орбиты, висит на щеке! Этот молодец ночью зачем-то вышел на воздух и, увидя, что какие-то тени мелькают по стене, схватил барабан и забил тревогу… в эту-то минуту один из беглецов, пробегая мимо, ударил его ножом в глаз! Многих переловили, а мой друг убежал. Но этого героя-барабанщика я не могу забыть!»

Н.И. Куликов[78]. Пушкин и Нащокин. РС 1881, № 8, стр. 613–614.

1822 г.

[X – в распространил слух, будто бы он отбил у Пушкина одну гречанку. – Ред.]. Ссоры и неудовольствие между ними обыкновенно оканчивались смехом и примирением, которое завершалось тем, что Пушкин бросал Х-ва на диван и садился на него верхом (один из любимых тогда приемов Пушкина)… приговаривая: «Не отбивай у меня гречанок»…

И.П. Липранди. РА 1866, стр. 1230.

Каменка[79]

[Заговорщики в Каменке обсуждали с А.Н. Раевским[80] и Пушкиным возможности организации тайного общества, обратив потом весь разговор в шутку. – Ред.]. Пушкин… был очень взволнован; он перед этим уверился, что тайное общество или существует, или тут же получит свое начало и он будет его членом; но, когда увидел, что из этого вышла только шутка, он встал, раскрасневшись, и сказал со слезой на глазах: «Я никогда не был так несчастлив, как теперь; я уже видел жизнь мою облагороженною и высокую цель перед собой, и все это была только злая шутка». В эту минуту он был точно прекрасен.

И.Д. Якушкин[81]. Записки. М., 1905, стр. 51–52.

Однажды за обедом он сидел возле меня и, раскрасневшись, смотрел так ужасно на хорошенькую девочку[82], что она, бедная, не знала, что делать, и готова была заплакать; мне стало ее жалко, и я сказал Пушкину вполголоса: «Посмотрите, что вы делаете; вашими нескромными взглядами вы совершенно смутили бедное дитя». «Я хочу наказать кокетку, – отвечал он. – Прежде она со мной любезничала, а теперь прикидывается жестокой и не хочет взглянуть на меня».

И.Д. Якушкин. Записки. М., 1905, стр. 49.

Январь. Кишинев (в казино)

С[таро]в[83]… подошел к Пушкину, только что кончившему свою фигуру. «Вы сделали невежливость моему офицеру, – сказал С[таро]в, взглянув решительно на Пушкина, – так не угодно ли вам извиниться перед ним, или вы будете иметь дело лично со мной». «В чем извиняться, полковник, – отвечал быстро Пушкин, – я не знаю; что же касается до вас, то я к вашим услугам». – «Так до завтра, Александр Сергеевич». – «Очень хорошо, полковник». Пожав друг другу руки, они расстались.

В.П. Горчаков. Воспоминания о Пушкине. «Московские ведомости» 1858, № 19, стр. 82.

…Когда съехались на место дуэли, метель с сильным ветром мешала прицелу, противники сделали по выстрелу, и оба дали промах; еще по выстрелу, и снова промах; тогда секунданты решительно настояли, чтобы дуэль, если не хотят так кончить, была отменена непременно, и уверяли, что уже нет более зарядов. «Итак, до другого раза», повторили оба в один голос. «До свиданья, Александр Сергеевич». – «До свиданья, полковник».

В.П. Горчаков. Воспоминания о Пушкине. «Московские ведомости» 1858, № 19, стр. 82.

…Через день… примирение состоялось быстро.

– Я вас всегда уважал, полковник, и потому принял ваше предложение, – сказал Пушкин.

– И хорошо сделали, Александр Сергеевич, – отвечал С[таро]в, – этим вы еще более увеличили мое уважение к вам, и я должен сказать по правде, что вы так же хорошо стояли под пулями, как хорошо пишете.

Эти слова искреннего привета тронули Пушкина, и он кинулся обнимать С[таро]ва.

В.П. Горчаков. Воспоминания о Пушкине. «Московские ведомости» 1858, № 19, стр. 82.

Кишинев [в ресторане]

Дня через два после примирения речь шла об его дуэли с С[таровы]м. Превозносили Пушкина и порицали С[таро]ва. Пушкин вспыхнул, бросил кий и прямо и быстро подошел к молодежи.

– Господа, – сказал он, – как мы кончили с С[таровы]м – это наше дело, но я вам объявляю, что если вы позволите себе осуждать С[таро] ва, которого я не могу не уважать, то я приму это за личную обиду и каждый из вас будет отвечать мне как следует».