Разговоры Пушкина

(Я нашла в записках чрезвычайно оригинальный разговор, не лишенный интереса как человеческий документ, говорящий о поэте и моей матери, а равно и о характере их дружеских отношений. Я несколько колебалась его печатать, но, по зрелом размышлении, мне кажется, что разговор этот очень характерен. Им объясняются даже отношения, полные дружбы и безусловного доверия, между моими родителями и Гоголем после 1837 года: для них Гоголь был тем, кто вместе с Жуковским более всех любил и понимал Пушкина как поэта и как человека. Тот, кто не есть человек прежде всего, никогда не будет истинным мыслителем; он не знает людей, не знает самого себя, живет искусственной жизнью и, преследуемый мыслями о явлениях жизни, не изучает самой жизни. Пушкин был прежде всего человек. Он любил свою жену, своих детей, он обладал великими качествами: он был честный гражданин, патриот без шовинизма, он имел свой взгляд на государство, установившиеся убеждения, основанные на фактах русской истории, он любил народ, при всем этом в душе его звучала религиозная струна. Литература была его жизнью. Благодаря его дивному дару он мог способствовать пробуждению своей родины, распространять в обществе идеи, имеющие общечеловеческое значение. Прекрасное было в его руках средством для достижения добра. Прекрасное не было его единственным божеством, но оно казалось ему высшим проявлением божественного порядка, отражением безусловной мудрости… Мне казалось, что для характеристики Пушкина как человека беседа с ним моей матери в то время, когда она вступала в новую жизнь, имеет некоторое документальное значение, и я печатаю се, вместе с другою беседою, совершенно иною но характеру. Из нее видно, как умели смеяться в этом кружке, в котором только Вяземский, Жуковский, А. Тургенев, Крылов и Виельгорский были единственными уже зрелыми людьми, людьми времени Александра I.)

* * *

Визит Пушкина, торжественно возвещенный заранее. Он приехал поздравить меня; с обычной своей оригинальностью, входя, он сказал:

– Я приехал от Смирнова, вашего жениха, вас поздравляли при дворе, надеюсь, что я поздравляю вас первым из непридворных друзей, так как я говорил вам о Смирнове ранее других и был его поверенным вместе с г-жой Карамзиной. Так как я женат, я не могу быть вашим шафером и слишком молод, чтобы быть посаженым отцом, которым, конечно, будет Государь; но я рассчитываю, что буду приглашен на свадьбу в качестве поверенного Смирнова и друга его невесты.

Я отвечала, что он рожден приглашенным. После этого он мне сказал:

– Я одобряю ваше решение и пророчу вам, что муж ваш уподобится генералу Татьяны, он будет очень вами гордиться.

Я возразила:

– С некоторой разницей, однако, так как Татьяна не любила своего генерала, она любила Онегина, который пренебрег ею.

Пушкин рассмеялся и отвечал:

– Это исторически верно, но теперь я должен вам признаться: когда Смирнов приехал из Лондона, я говорил ему о вас и сказал, что он найдет в Петербурге южные очи, каких он не видал в Италии.

Я прервала Пушкина, сказав ему:

– С каких пор вы говорите мне комплименты, что это за новая фантазия?

Он отвечал: