Разговоры Пушкина

Пушкин. Она бросается в глаза. Гуманизм сделал французов язычниками, и они взяли от древних их худшие недостатки – особенно от латинян, времен их упадка, и от некоторых греков. Непристойность средневековых людей была только в грубости, свойственной их эпохе, довольно варварской в смысле нравов; они были неприличны, как некоторые английские писатели, как неприличен Мольер. Но со времени Рабле, который в своей gauloiserie (вольной шутке [фр.]) доходит до последней степени неприличия, – французы усвоили себе такие приемы, которые попирают всякое приличие не только в словах, но и по существу. Англичане стали гуманистами гораздо раньше французов. Магенис говорил мне, что король саксов Альфред был поэтом и сам переводил и приказывал переводить произведения древних. Несмотря на это, английская литература осталась христианской. Одно время в ней появилось языческое направление, когда они – во времена Карла II – стали подражать французам. Но это продолжалось недолго. Магенис дал мне очень любопытную книгу Мильтона – его юношеское произведение, совершенно греческое, ибо он был великий гуманист.

Полетика

. Я полагаю, что вы говорите о драме «Комус», которую играли перед королем Карлом и Марией-Генриэттой.

Пушкин. Да. Я совсем не знал этой лирической драмы; Магенис объяснил мне, что нимфа Сабрина – это река Северн; эта драма – аллегория, очень интересная, потому что Мильтон тогда только что вышел из университета и не был ни пуританином, ни республиканцем. Этот «Комус», апофеоз чистоты, представляет памфлет против чувственности. Впрочем, и Спенсер написал одно прекрасное произведение, где героиня Уна – девственница, укрощающая льва, а ведь это было во времена, когда нравы не были очень чисты и строги.

А. Тургенев. Ты забываешь великий век во Франции.

Пушкин

. Я не забываю ничего; я помню Расина и Корнеля, точно так же, как помню Port Royal, Фенелона, Боссюэта, Руссо и Малерба. Но ведь если есть Великий Кир, то есть и Скаррон, и сказки Лафонтена, и я даже нахожу, что грубость лучше, чем изящная непристойность. В XVIII веке становились все более и более язычниками; даже англичане, подражавшие французам и так восхищавшиеся ими, стали изящными язычниками; впрочем, их немного. Романисты, как Фильдинг и другие, иногда неприличны, но нисколько не развратны.

Жуковский. Греки также не стесняются в грубых выражениях.

Пушкин. В сатирическом театре. Но они не дошли до таких тонкостей, как латиняне; ведь развращенность под видом изящной утонченности является обыкновенно с упадком поэзии. Мифология наполнена очень двусмысленными вещами, и французы – хотя и христиане – взяли их от древних.

А. Тургенев

. Не надо забывать и французских моралистов.

Пушкин. Они скорее стоики, чем христиане. И их книги нравственных изречений совершенно нехристианские; разве Ларошфуко, Шамфор и Ривароль христиане? У Вовенарга и Лабрюйера здравые взгляды, но заметьте: никто из них – за исключением проповедников – не упоминает о Боге в своих моральных трактатах. Это совершенная противоположность английским деистам, несмотря на то что у них были даже писатели-атеисты. Во Франции после XVII века религиозный элемент совершенно исчезает из произведений изящной словесности. Он появляется снова только с Шатобрианом, который ставит в заголовке книги слово «христианство» – хотя он главным образом поражен эстетическими красотами католицизма и Ламартином, который в заглавии поэтического произведения употребляет слово «религиозные». Но во Франции не было Мильтона. Герои французских трагедий не христиане (кроме Полиевкта). Я не считаю язычниками ни Расина, ни Корнеля, но они вместе с некоторыми философами, прозаиками и ораторами составляют такое редкое явление в прошлом веке, что о них и говорить не стоит. Горации, самым своим жестоким патриотизмом, естественным образом – язычники и латиняне. Камилла умеет ненавидеть, как настоящая язычница. Впрочем, наши страсти всегда будут антихристианскими. Прощение явилось вместе с христианством именно потому, что оно так человечно.

М-mе Карамзина. Браво, Пушкин!

Пушкин

. Merci. Кротость христианина совсем не такая, как у язычника, который прощал из великодушия, душевного благородства и величия, но никоим образом не из сострадания или доброты. Они не знали радости прощения и смирения, которые божественно-человечны.

М-те Карамзина. Еще раз браво!

Пушкин. Собственно говоря, Расин, Корнель, Паскаль, Боссюэт, Фенелон не составляют всего «великого столетия». Что же касается до XVII века, то если ты считаешь Жан Жака религиозным на том основании, что он об этом говорит, то это доказывает только, что ты еще не понял, до чего он фальшив во всем.

А. Тургенев. В сущности, ты прав.

Полетика. Что вы думаете о «Полиевкте»?