Разговоры с Пикассо

САБАРТЕС. Однажды Пикассо спросил меня: «Старик! Хочу поинтересоваться, что ты намерен сделать с моими полотнами и книгами, которые принадлежат тебе?» И я ответил, что надеюсь создать музей Пикассо в Малаге… «В Малаге? – переспросил он. – Ну, разумеется, это мой родной город, но теперь меня с ним мало что связывает… А что, если сделать такой музей в Барселоне?» Переговоры продолжались три года… Все это время я хранил тайну… А теперь могу вам сказать: все успешно разрешилось благодаря помощи Жана Айно, директора городских музеев. Он сумел, одну за другой, снять все препоны. Жузеп де Порсиолес, мэр Барселоны, предложил на выбор два прекрасных дворца XIV века, принадлежащих городу… Их макеты были отосланы в Мужен… В конце концов Пикассо выбрал дворец Агилар… Он великолепен. Я скоро туда поеду.

БРАССАЙ. А Пикассо? Он поедет в Испанию по такому случаю?

САБАРТЕС. Желание-то у него есть… Ему бы хотелось снова увидеть Барселону… Но вы же знаете, что в 1939-м, в день подписания договора в Бургосе,[82] он поклялся, что, пока у власти остается Франко, нога его не ступит на землю Испании… Поэтому он сопротивляется желанию туда поехать… Но идея создания музея ему нравится. Его очень интересует все, что мы делаем… Он одобрил концепцию и внимательно следил за тем, как воплощаются в жизнь наши планы…

Сабартес замолкает. А потом вдруг спрашивает:

– Как могло случиться, что мыши в мастерской на Гранд-Огюстен погрызли ваши рисунки и не тронули рисунков Пикассо?

Этот вопрос поверг меня в глубокую задумчивость. Никогда мыши Пикассо не грызли моих рисунков. Этот человек не меняется. Он выдумывает невероятные истории и рассказывает их с самым серьезным видом.

Я уже собирался уходить, когда он мне сказал:

– А вы знаете, что мы с вами опять соседи? Я не могу подниматься по лестнице, и мне пришлось переехать: теперь я живу недалеко от вас, в доме № 124 по бульвару Огюста Бланки – это станция метро «Гласьер». Приходите ко мне в гости…

Среда 17 октября 1962

Даниэль-Анри Канвейлер владеет домом № 47 по улице Монсо. Я знаю хозяина очень давно. На удивление свежий и подвижный, он принимает меня в своем просторном кабинете. Какой контраст между его крошечной галереей на улице Виньон и здешними хоромами, пожалуй, даже слишком роскошными. Пикассо говорил мне: «Без него я никогда бы не преуспел.» Именно Канвейлер, пораженный новизной и смелостью «Авиньонских девиц», принял в 1907 году решение покупать все его произведения, кроме тех пяти картин в год, которые художник решил оставлять себе. В тот момент Пикассо было двадцать семь лет, а Канвейлеру – двадцать три. Они тесно связаны друг с другом уже пятьдесят пять лет! От заключенного договора им пришлось отступить лишь дважды: в 1914-м Канвейлер, как гражданин Германии, был вынужден покинуть Францию; а в 1940-м, уже имея в кармане французский паспорт, он, будучи евреем, снова почел за благо уехать из Парижа. Два раза за свою жизнь он терял Пикассо из виду, а когда катаклизмы отступали, снова находил его. Этот человек, помогавший художнику в самые трудные времена, сегодня получает с продажи его картин процент, который, варьируясь в зависимости от полотна, может доходить до половины цены, что случается довольно часто.

Канвейлер рассматривает в лупу портрет кисти Хуана Гриса, который он только что купил; потом, не надевая очков, отвечает на несколько писем. За спиной у него – огромный Пикассо: женщина, лежащая под сосной. Ее граненое тело как бы высечено из камня. Перед тем как направиться в кабинет, я зашел в галерею, где увидел потрясающие картины Пикассо на линолеуме: женские лица, очень яркие натюрморты.