Стр. 164: «Но, видимо, часто сами командиры соединений приказывали отводить дивизионные тылы на восток. Это привело к страшной мешанине, пробкам и заторам на дорогах, огромным потерям транспортных средств при воздушных налетах ».
Стр. 164–166: «Потеря части складов боеприпасов от ударов авиации вовсе не означала, что брать их стало негде. В одних местах разгребали пепелища в поисках уцелевшего ящика артвыстрелов или патронного цинка, но зато до конца боев так и остались невостребованными весьма значительные ресурсы. В Беловежской пуще в районе Гайновки было два артсклада для обеспечения потребностей 10-й армии: 838-й ОАС и 1447-й ГАС (головной артсклад). Бывший рядовой 83-й караульной роты Ф.И. Жарков вспоминал, что в хранилищах одного из складов было сосредоточено большое количество боеприпасов разных калибров, а также стрелковое оружие, обмундирование и обувь . Начальник склада и его замполит в первый же день дезертировали. До 27 июня оставшиеся без командования – из него остались только ротный старшина и зам. политрука – стрелки охраняли это никому не понадобившееся богатство (даже войскам, отступавшим через пущу), а потом, взорвав его, ушли на восток Н. Халилов из 128-го полка 29-й мотодивизии после войны рассказывал: «Автоматы выдавали только командирам взводов и отделений. Нам и винтовок не хватало. Хотя в лесу были большие запасы оружия, его после давили танками, чтобы не досталось врагу ». Бывший зам. командира 204-й МД Г.Я. Мандрик также писал, что из-за отсутствия стрелкового оружия командование дивизии было вынуждено оставить в местах постоянной дислокации порядка двух тысяч человек личного состава».
Стр. 167–168: «Все части дивизионной и корпусной артиллерии, а также полки РГК, сосредоточенные на полигоне Червоный Бор, к моменту открытия немцами огня находились в состоянии «ожидания»: «красные пакеты» были розданы (есть подтверждение), штабы и командование бодрствовали, ожидая дальнейших указаний, но личный состав отдыхал, то есть, попросту говоря, спал в своих палатках. Никаких других приготовлений не производилось. Лишь командир 7-го ГАП подполковник Г.Н. Иванов под свою ответственность объявил боевую тревогу. Примерно в 6 часов на полигон прибыл генерал-майор артиллерии М.М. Барсуков и приказал объявить тревогу уже всем. Выяснилось, что потери незначительны, горючего для средств тяги хватает, а боеприпасы имеются только для выполнения учебных стрельб – по 5–6 выстрелов на орудие. К сведению – боекомплект 122-мм пушки составлял 80 выстрелов, 152-мм гаубицы – 60, 45-мм ПТО – 200. Однако даже с таким боезапасом артполки выступили на фронт; дивизионные артиллеристы отправились в свои соединения, корпусные и резерва ГК также были направлены на усиление пехоты. В оперсводке штаба фронта № 3 на 22 часа 23 июня указывалось, что 124-й, 375-й ГАП РГК и 311-й ПАП РГК находятся в подчинении командования 5-го стрелкового корпуса. Но ничтожное количество боеприпасов и невозможность пополнения ими хотя бы до боекомплекта … из-за уничтожения складов или, что также возможно, из-за их отсутствия на складах привело в скором времени к отводу бесполезной матчасти на восток и к ее полной потере на дорогах отступления.
А.Ш. Горфинкель, курсант учебной батареи 311-го Краснознаменного пушечного артполка РГК, рассказывал, что из Деречина Зельвенского района полк выступил 1 июня только с учебным снаряжением, даже без личного стрелкового оружия.
«22 июня тревога… так часто было. В этом лесу было несколько артчастей. Лес запылал, горят палатки, где спали курсанты. Никто ничего не понял до 6 часов утра, что это не провокация, а настоящая война. Где стоял наш артполк без снарядов , немцы как-то не затронули. Была одна винтовка на двоих. Собрали все снаряды к нашей батарее. И в этот первый день батарея несколько раз делала выстрелы, вызывая огонь на себя. А уже 23 июня мы продвинулись ближе к фронту. К утру было ясно, что снарядов нет и не будет ».