Разъяренный (ЛП)

— Я не хочу, чтобы ты откровенничал со мной, потому что это заставляет меня чувствовать, что я тоже должна, но я не могу, — пристально смотрю на него, — и не буду.

Он глядит на меня, борясь с чем-то в своей голове.

Затем прижимается губами к изгибу моей шеи.

— Ты такая милая, — шепчет Маккенна. — Даже когда не улыбаешься, ты такая чертовски милая, Пинк, — и этот шёпот звучит почти как песня. Я никогда не слышала этого раньше, но ощущение его дыхания, когда он шепчет что-то мне в кожу, возбуждает так, как ничто никогда не возбуждало. — Впусти меня. Скажи мне, что сделать, чтобы ты могла меня впустить…

— Ты мне солгал, — говорю я.

— Это не было ложью. Я никогда не лгал тебе. Я могу лгать о тебе — ты научила меня лгать о себе, когда никому не позволяла знать, что мы вместе, — но я никогда не лгал тебе, Пинк.

— Я не…

Маккенна прижимает палец к моим губам, выражение его лица умоляет меня не ссориться с ним.

— Всё в порядке. Тогда я был недостаточно хорош, но сейчас другое дело, — говорит он.

— О, правда? Потому что у тебя есть слава и деньги? — усмехаюсь я.

— Потому что я мужчина, Пинк, а не глупый маленький мальчик. Потому что пережил всё это дерьмо, вырос и чего-то добился. Потому что сейчас я здесь, с тобой, и ты меня никуда не прогонишь. Ты отвергала меня раньше, но я не позволю тебе сделать это снова. Вот поэтому сейчас я достаточно хорош для тебя.

— Ты действительно так думаешь? — спрашиваю я, озадаченная его словами, и ощущаю странное тепло в области груди.

— О, я серьёзно.

Вдруг понимаю, что важно прояснить тот факт, что я не отвергала его — по крайней мере, не по своей воле.

— Дело было не в тебе, Кенна. Просто моя мать никогда бы не одобрила, — объясняю я, почти извиняясь. Прежде чем сказать что-нибудь ещё, беру свой стакан и допиваю Космополитан.

Затем делаю знак, чтобы принесли ещё.

? ? ?

ТРИ ЧАСА СПУСТЯ мы пьяны в стельку. Когда, спотыкаясь, входим в комнату, Маккенна задирает мою футболку, опускает лифчик, и его губы тут же обхватывают сосок. Чувствую, как он сдёргивает джинсы, отрывая рот от моей груди только на то время, которое требуется, чтобы снять рубашку.

— Твою мать, ты только посмотри на себя. — Он просовывает палец мне под джинсы и проводит ртом по моей челюсти. Мне это так нравится, что я импульсивно касаюсь губами его подбородка и глажу руками его подстриженные волосы.

— Ты пьяна? Хмм? Ты пьяна?

— Ты сам пьяный в хлам, — говорю я ему.

— Да, но это не помешает мне трахнуть тебя так, как ты захочешь.

Маккенна отходит, раздевается догола, а затем закуривает сигарету.

И выглядит при этом так, что его хочется облизать.

Он затягивается сигаретой, кончик которой освещает татуировку на его предплечье.

— Что это значит? — спрашиваю я.

Маккенна передаёт сигарету мне. Я делаю затяжку и наблюдаю, как из моих губ вырывается дым.

— Знаешь, я пыталась бросить, — говорю я.

— Да? А я могу отказаться не больше, чем на несколько дней. Особенно на гастролях. У меня чертовски болит голова, и единственное, от чего я в итоге отказываюсь, от моего хорошего настроения. Иди сюда.

— Хм. Максимум, что мне удалось продержаться, это один год, когда я не курила ничего, кроме электронных сигарет, но потом начала снова. Моё единственное правило — никогда не курить дома. Или при Мэг.

— Мило, — теперь он говорит о моём теле, снимает с меня одежду и смотрит на меня так, словно запечатлевает образ меня обнажённой в своём сознании.

Соски напрягаются, как будто умоляя о поцелуе. Моя киска становится влажной, и его взгляд задерживается там.

— Твоя выбритая киска такая розовая и блестящая.

Он проводит по ней пальцем, направляясь к клитору и половым губам.

— Чёрт, — произносит Маккенна, поглаживая промежность. — У меня тут слюнки текут, детка. Ты такая красивая. — Он поднимает взгляд и наблюдает за выражением моего лица, снова проводя пальцем по моему лону. Меня пробивает дрожь.

— Прекрати говорить «детка», Маккенна.

— Тсс, — говорит он, направляясь в ванную во всём своём обнажённом великолепии, а затем возвращается с презервативом.

— Мы даже не целовались, а ты уже возбуждён. Ты всегда возбуждён.

— Ты полагаешь, что это не твои идеальные сиськи и сладкая киска делают меня таким? — Мой взгляд опускается на его огромную эрекцию, и я облизываю губы, понимая, как сильно его хочу. Маккенна берёт моё лицо в ладони, его глаза пожирают меня. — В тебе есть что-то одновременно и невинное, и соблазнительное. Невинность, которую ты не скрываешь. Я хочу погрузиться в твой рот, детка, и я хочу смотреть, как ты наслаждаешься мной.

Он натягивает на член презерватив. Я стону от голода и опускаюсь на колени, его руки обхватывают мой затылок.

— Иди сюда, — зовёт он, притягивая мою голову к своему напрягшемуся члену. — Иди сюда и открой свой ротик.

— Я хочу тебя, но без презерватива.

— Он ароматизированный, специально для тебя, Пинк.

Я снимаю презерватив, и глаза Маккенны опасно темнеют. Пьяно улыбаясь, открываю рот, и движение моего языка, кажется, подстёгивает его желание, потому что он стонет, сжимает мои волосы в кулаке и начинает двигаться.