Разъяренный

— Ты упряма, нужно отдать тебе должное. Но ты скоро устанешь.

— Никогда.

Маккенна наклоняется, и вся его мужская мощь нависает надо мной, а губы прижимаются к моему уху в очень нежном поцелуе.

— Нет, малышка. Всегда.

11 НА СВЕТЕ ПОЛНО ПРИДУРКОВ, И Я СОВСЕМ НЕ ИМЕЮ В ВИДУ СЕБЯ Пандора

Группа добирается до родео-бара в западном Техасе. Оливия, Тит и другие танцовщицы флиртуют с местными ковбоями, и даже не смотрят в мою сторону, поэтому я остаюсь с парнями, и Викинги обращаются со мной как с какой-то давно потерянной сестрой. Единственное хорошее во всём этом — мой новый официальный, и он же самый первый партнёр по сексу, кажется, немного меня ревнует.

— Руки, — рычит он, когда Лекс кладёт руку мне на колено, одновременно играя мускулами и демонстрируя свою татуировку в виде змеи.

— Твою мать, ты шутишь? — спрашивает он, нахмурив брови, которые низко нависают над фиалковыми глазами.

— Похоже, что я шучу? — отвечает Маккенна с обманчивой мягкостью, по-хозяйски запуская руку мне в волосы и легонько поглаживая затылок.

— Не смеши меня, — насмешливо хмыкаю я и уворачиваюсь, чтобы освободиться от его хватки, но втайне радуюсь такому развитию событий.

Никто и никогда — никогда в жизни — не заставлял меня чувствовать себя такой желанной, защищённой и… раздражённой, как Маккенна.

Но я с этим просто смирилась, потому что сегодня вечером в значительной степени чувствую больше первое, чем второе. Может, это из-за всех этих оргазмов? У него есть способность расслабить меня с помощью парочки…

— Руки, Лекс, — снова рычит Маккенна, нежно сжимая мой затылок, и я не знаю, что такого в его нынешней властности, но неужели он не понимает, что всё, что сейчас между нами есть, — это просто секс. Он ведёт себя так же, как и в постели.

Но в его голосе слышится ревность. В его мозгах не укладывается, что я не возражаю против руки Лекса на моём бедре. От этого меня не бросает в дрожь с головы до ног, как от прикосновения руки Маккенны к моей шее сзади. На самом деле, от руки, лежащей у меня на затылке, становится так горячо, будто по венам бежит не кровь, а огонь. Каждая клеточка тела, каждая пора вибрирует от этого прикосновения, разбуженная тем, как он проводит кольцом на большом пальце вверх и дотрагивается до чувствительного местечка за ухом. Что делать, когда он производит на меня такой эффект?

Сделать это снова сегодня вечером?

И продолжать до тех пор, пока не получишь от него столько, что больше никогда не захочешь?

— Я всё понял, братан, — Лекс, наконец, убирает руку и кладёт её на стол, чтобы можно было полностью рассмотреть змею, обвивающую его запястье и поднимающуюся вверх по мускулистой руке.

— Я родился в год змеи. И этот символ теперь всегда со мной, — объясняет он.

— Вау, — восхищённо говорю я, и тогда Джакс, который сидит напротив, тоже раскрывает ладонь, и я вижу змею, обвивающуюся вокруг его большого пальца. Перегибаюсь через стол, чтобы рассмотреть получше, а в это время рука Маккенны опускается вниз по моей спине, ложится на ягодицу и слегка похлопывает.

— Значит, вы увлекаетесь китайскими символами? — спрашиваю, прекрасно осознавая, что Маккенна рукой скользит по заднице к талии, цепляет за пояс и тянет назад, чтобы усадить меня обратно.

Кенна пальцами забирается под мою футболку, кожа к коже, я вздрагиваю и решаю, что сейчас подходящий момент напомнить ему, что я не целуюсь на публике — хотя он вызывает у меня желание сделать именно это — но когда поворачиваюсь, его обжигающий взгляд, его серебристые глаза, пристально смотрящие на меня… заставляют все мои мысли испариться.

«Опасность», — продолжает шептать тихий голос в моей голове.

Я каждую ночь выгоняю его из своей комнаты, но только после того, как мы потрахаемся пару раз. Если он думает, что сможет использовать меня и мою комнату только для того, чтобы скрываться от камер, он ошибается. Если он думал, что после мы будем обниматься, то он ошибается. Но потом, когда он уходит, качая головой, словно говоря, что прогонять его было ошибкой… я лежу одна в постели, и мне это ни капельки не нравится.

— Твой символ тоже китайский? — спрашиваю я его сейчас, кивнув на похожие на руны чернильные символы на загорелой коже его предплечья.

Татуировка Маккенны не даёт мне покоя от любопытства, и я полна решимости выяснить, что она означает.

— Это стиль а-ля Кенна, — ухмыляется он. — Это совершенно другой язык. Кто-то даже говорит, что это религия.

Я закатываю глаза, обхватываю его запястье и тяну руку к себе на колени, чтобы рассмотреть поближе.

— Что это? Что она означает?

— Да чёрт его знает, — говорит Лекс.

Я провожу большим пальцем по символам, и только когда проходит около минуты тишины, осознаю, что Кенна пугающе молчалив. И когда он говорит, его голос становится глубже, как будто моё прикосновение и то, как я осторожно провожу большим пальцем по его татуировке, значит для него гораздо больше, чем просто ласка.