Разящий клинок

– Нита Кван, – представился тот, выставив предплечье по обычаю пришедших из-за Стены, а Редмид склонил голову, как было принято у повстанцев, и обнял его.

– Билл! – прокричал он, перекрывая музыку.

Ирки постепенно перешли к беседе, и в зале стало шумно, хотя жалобную песнь было отчетливо слышно, если немного напрягать слух.

– А хочешь, зови меня Питером!

– У тебя хороший альбанский, – похвалил Редмид.

Он представил черного пришедшего из-за Стены Бесс, и она улыбнулась, а Билл Алан уставился на руку незнакомца, как на драгоценный артефакт.

– Несчастный случай? Или это работа какого-то монстра? – спросил Алан.

Нита Кван рассмеялся.

– Там все такие, откуда я прибыл!

– Еще бы, дружище! – подхватил Билл Алан. – Не обижайся – медовухи перебрал. – Он поднял чашу. – К тому же тебе идет!

– Ты, наверное, из сэссагов, – сказала Бесс.

Нита Кван усмехнулся и тоже угостился медовухой.

– Верно, леди, – ответил он.

Музыка переменилась, и пары – в основном ирки – начали подниматься с лавок. Пришедших из-за Стены, уроженцев Западной Кенеки с кирпичного цвета кожей и выдающимися скулами, собралось достаточно много, чтобы явить целый сонм мужчин и женщин, и заодно с повстанцами они были готовы танцевать.

Тамсин сошла с возвышения, а Тапио отлепился от гобеленов на другом конце зала, чтобы низко склониться над ее рукой. Она улыбнулась, сияя лучистым зимним солнцем, а омела в ее волосах как будто ожила и едва сдержала волшебство. Тапио заключил ее в объятия и поцеловал, и многие последовали их примеру, а Редмид обнаружил, что затерялся в очах Бесс.

Затем Сказочный Рыцарь взял у одного из своих приближенных огромный, чеканного золота кубок и вышел на середину зала.

– Все вы гости и вольны пребывать в моем Владении! Но имейте в виду, что нынче ночью мы празднуем торжество света над тьмой, как это ни называть – пусть оно будет Йал’да, или рождение благословенного младенца, или просто радость от окончания длинной ночи. И если вы служите тьме – прочь!

Он воздел кубок, и свет излился, как пролитое вино, а ирки подняли великий гвалт, и все пришедшие из-за Стены подхватили, так что ночь разорвал пронзительный боевой клич.

– А теперь пейте и пляшите! – закончил Тапио. – Других команд от меня не будет!

Зал предался кутежу, какого Билл Редмид еще не видывал, а сам он был слишком пьян, чтобы заботиться о происходящем под столом, за гобеленами или на главном возвышении зала.

Бесс подалась к красавице – белокурой иркской женщине со стройной фигурой и ореолом золотистых волос, а та поймала ее за руки и поцеловала в губы.

– Дитя человеческое, – рассмеялась она. – На вкус ты лучше, чем я думала. Счастливого Йоля тебе и твоему спутнику!

Бесс присела в реверансе.

– До чего ты прекрасна! – выдохнула она. – Где безобразные ирки? Уродливые хари и клыки?

Та обмахнулась серебряным веером, и вот она – угрюмая ведьма с шестидюймовым носом и волосатыми бородавками.

– Ты же не отправишься на войну в бальном платье? – отозвалась она. – А на бал – в боевых доспехах? – Лицо ее вновь обрело эльфийскую прелесть. – Лиц у меня не меньше, чем платьев у человеческого дитя. Женщина есть женщина! – добавила она, поцеловала Редмида и не отпустила, пока у него не закружилась голова. Иркская женщина отпорхнула, как невесомая. – У вас роскошные рты, чада людские! Любви вам!

А потом, когда только самые закаленные едоки остались обгладывать оленьи кости за центральным столом, и сотня фей порхнула под ячеистый потолок, оставляя в воздухе струйки бледного пламени, и половина зала пустилась в пляс, а другая – затеяла петь или взялась за музыкальные инструменты: гобои, свирели, цинки, блок-флейты, свистки, лютни, арфы и сотню струнных, каких Билл Редмид в жизни не видел – иные были очень малы или снабжены всего двумя-тремя струнами, так что почудилось, будто огромная пещера, которую и представлял собой зал Сказочного Рыцаря, движется танцу в такт, – тогда подошла Моган и присела рядом на корточки.

– Пора, – сказала она. – Это волшебный час. Эфир широко распахнулся перед реальностью. Шип будет слеп, как летучая мышь, и останется глух до утра без пронзительного писка и своих маленьких помощников.

Нита Кван, сэссаг, дремал под столом на козлах. Он вылез оттуда с флягой йольского эля. Редмид на секунду встревожился, не видел ли он чего – они с Бесс были малость заняты.

– Могу ли я теперь увидеться с лордом Тапио? – спросил он Моган.

– Ты увидишь его, когда он тебя пригласит, – сказала она.

Нита Кван и Редмид поклонились своим спутницам, еще державшимся прямо, и последовали за герцогиней через зал. Среди танцующих кружил огромный Страж, он ловко лавировал в этом мудреном водовороте, где сотня пар выписывала две разные фигуры.

В дальнем конце зала висел гобелен с изображением единорога, вышитый тысячью фей белой паутиной по ткани из паучьего шелка. Он был настолько легок, что трепетал на слабом ветру, а единорог казался живым, и Редмид подумал, что вот сейчас он сорвется с места.

Они прошли за него, и гобелен заглушил все звуки – и свет. С изнанки был тот же единорог, но в перевернутом виде.