Они пересекли широкую, освещенную факелами пещеру, вошли в другую и достигли тяжелой дубовой двери, украшенной бронзовыми полумесяцами, звездами и кометами. Моган бойко постучалась, и она отворилась.
За ней оказалась комната, которая могла бы быть господскими покоями в любом замке – сплошь забранная панелями из старого дуба, с дубовыми столами и стульями и с огромными бронзовыми канделябрами. В громадном очаге во всю стену ревел огонь – колдовской, сине-белый, а стены были увешаны амуницией и оружием. И головами. Две виверны, дюжина исполинских тварей, неопознаваемое чудище – и ряды человеческих голов.
При виде их Билл Редмид оцепенел.
– Добро пожаловать, добрые гос-с-сти. – Взяв Редмида под локоть, Тапио усадил его за большой стол. А сам обошел вокруг. – Лорд Герааарх из рода Голубики, сенешаль эднакрэгских медведей. Моган, герцогиня Западных Озер и повелительница Стражей земель Диких. Теккисмарк, маркиз Пятого Кургана и представитель улья Западных Боглинов. Нита Кван от сэссагов и, видимо, от других пришедших из-за Стены. Билл Редмид от повстанцев и, видимо, от других людей Альбы и востока.
Тут полетели вежливые протесты: Билл Редмид не чувствовал себя вправе говорить от лица людей, как и Нита Кван за своих, а Теккисмарк возбужденно прочирикал, что его улей – из числа самых ничтожных.
Тапио величественно простер руку.
– Я согласен, никто из нас не вправе говорить за всю расу. Однако время действовать, и, когда о нас сложат песни, мы станем их знаменем. – Он помрачнел. – Если только в грядущие дни вообще будет место песням.
Моган высунула длинный розовый язык, и воздух наполнился запахом жженого мыла.
– Ты сгущаешь краски, мой друг, – сказала она. – Кто бы ни победил, всегда найдется тот, кто сложит песни.
Мрачная гримаса Тапио преобразилась в улыбку.
– Нам с Тамсин придется выступить от имени ирков, хотя два древних народа не могут договориться даже о том, какое вино лучше и как целоваться со смертными. – Он сел, и на рубахе из оленьей кожи заплясали отблески диковинного огня. – Я согласен: покуда жив последний ирк, кто-нибудь да сложит песню. – Он скрестил ноги, длиннее, чем у любого из смертных. Штаны тоже были кожаные. – Но мы же здесь не для того, чтобы обсуждать превратности искусства? Некоторые из вас уже вступили в войну с Шипом или почти вступили. Остальные еще не решили, как быть, – на самом деле, один еще только осознает, ради чего мы собрались.
– И ради чего же? – осведомился Теккисмарк.
– Для того чтобы одолеть сущность, извес-с-стную как Эш-ш-ш, которой ныне одержим чародей Ш-ш-шип.
Медведь заворчал, затем сел, совсем по-человечески заложив огромные лапы за голову.
– Что здесь понимается под одержанием? – спросил он с кошачьим мурчанием.
Моган подалась вперед:
– Одержание противоречит Закону.
– Неужели? – прошелестел Тапио. – Когда это Эш-ш-ш уважал Закон?
Подался вперед и Билл Редмид. Он посмотрел на Нита Квана, обнаружил в его пустом взгляде такое же непонимание и обратился к Тапио:
– Да кто такой Эш? Какое отношение он имеет к Шипу? И что мне до него?
– И о каком законе идет речь? – добавил Нита Кван.
Тапио обменялся долгим взглядом с Моган. Герааарх выпростал когтистые лапы из-за головы и посмотрел на мужчин блестящими черными глазами.
– Не посвящайте в Закон людей.
Моган покачала большой головой.
– Почему? Мы стараемся, чтобы они не узнали лишнего о Законе Диких, пусть даже проживут среди нас, как сэссаги, пятьдесят поколений. – Она сделала паузу, и ее гребень резко и со щелчком распямился. – Закон запрещает нам уничтожать друг друга в периоды засухи и бескормицы. Его установили давным-давно, когда первые чародеи людского племени начали управлять стихиями непредвиденным образом.
– Как давно? – спросил Нита Кван.
Тапио поскреб голый подбородок.
– По человеческому исчислению – девять тысяч лет тому назад. – Он вопросительно посмотрел на Моган.
– До прихода людей времени не было, – сказала она. – Отсчитывать его бессмысленно, только тешить людское невежество.
– Была великая война, которая охватила всю землю, – очень тихо проговорил Тапио.
– Между людьми и Дикими? – услышал свой голос Редмид и прикрыл рот ладонью.
– Нет, – сказала Моган и уставилась на огонь.
Тапио подлил себе вина.
– Когда война кончилась, уцелевшие постановили, что впредь никогда не позволят власть имущим творить определенные вещи.
Моган все смотрела на пламя.
– Все, что победители совершили ради победы, было, конечно, объявлено вне закона, – сказала она. – Одержание. Некромантия. Небесный огонь.
– Эш был там, – добавил Тапио. – Эш – величайший из драконов и не выносит соперников.
Моган рассмеялась.
– У Эша нет соперников, но он видит врагов во всех нас, в каждом разумном существе, потому что понимает, на что способна мыслящая тварь, когда она обретает власть. Эш желает стать божеством. Или, может быть, Богом. – В ее смехе проступила горечь. – Мне насчитали полтысячи лет, и я повидала достаточно, чтобы знать: борьба с Эшем длилась долго и долго готовилась. Мой отец думал… – Она посмотрела на Тапио.
Герааарх встряхнулся и сел на корточки.