Разящий клинок

Сэр Джон пришпорил скакуна, и мерин выскочил на поляну из-за старого дерева.

Олениха завопила. Один боглин распорол ей брюхо и вытаскивал кишки, другой вцепился крестообразной суставчатой пастью в ляжку животного. У их вожака, помимо копьеметалки, имелся длинный нож. Чудовище пронзительно взвыло и выдернуло дротик из тела умирающей оленихи.

Старый рыцарь не успел бы затоптать его копытами, а перспектива оказаться на пути у летящего дротика без доспехов его не радовала, поэтому он привстал в стременах и метнул копье – ярд стали на конце шести футов ясеня. Бросок вышел посредственным, тем не менее, вращаясь в воздухе, копье попало в голову боглина, и тварь пронзительно закричала.

Сэр Джон обнажил меч.

Старина Джек опустил голову, мчась во весь опор прямо на тело мертвой оленихи.

«Силы небесные! Я мщу за мертвого оленя», – пронеслось в голове у рыцаря, когда он резко осадил скакуна. Четверо боглинов были мертвы. Из раны вожака, сбитого с ног спешно брошенным копьем, с бульканьем вырывалась жидкость: так всегда бывало с этими мелкими тварями при ранениях – их внутренние жидкости вытекали из отверстий в панцире, будто под давлением.

Одного монстра не хватало.

Конь резко метнулся в сторону и взбрыкнул, едва не сбросив седока, – сэр Джон повернул голову и увидел, как вымазанное калом существо появляется из брюха оленихи, в брызгах крови и обрывках мышц. Его когти потянулись к человеку.

Старина Джек лягнул тварь – задней левой, затем задней правой. Сэр Джон едва удержался в седле, пока его насмерть перепуганный конь втаптывал в землю боглина, панцирь которого отлетел и теперь валялся неподалеку.

Рыцарь позволил мерину выпустить пар. После этого им обоим значительно полегчало.

Потом сэр Джон проверил свою рыбу.

День клонился к вечеру, монахиня и мать Филиппы возились на кухне. С наступлением темноты девушка тоже пришла туда помочь. Чистые дымоходы главного дома и кухни были задачей первостепенной важности, поэтому Хелевайз и монашка договорились немного отложить ужин.

В дымоходах свили гнезда птицы, а в колпаках над ними поселились еноты. Филиппа посчитала уборку более приятным занятием, нежели разбирать останки, поэтому энергично взялась за дело. В лучах заходящего солнца они с Дженни Роуз лазали по шиферным кровлям и прогоняли метлами енотов, не желавших уходить. Зверьки оглядывались, будто говоря: «Мы всего лишь хотели кусочек курочки. Разве мы не можем подружиться?»

Далеко на севере Филиппа заметила мимолетное движение и выставила перед Дженни перепачканную ладонь.

– Тише!

– Сама тише! – возмутилась Дженни, но, увидев лицо Филиппы, замерла.

– Стук копыт, – произнесли они хором.

– Можно уже разжечь огонь, дорогая? – спросила ее мать.

– Да, но сюда кто-то едет! – крикнула ей в ответ девушка. Ее голос прозвучал пискляво.

Монахиня тут же вышла сквозь кухонную дверь и встала, уперев руки в бока, в сгущающихся сумерках. Она очень медленно огляделась по сторонам, затем посмотрела на крышу.

– Что ты видишь, Филиппа?

Девушка сделала то же самое, что и монахиня. Она медленно осмотрелась, удерживая равновесие на коньке крыши.

– Ой, – воскликнула Дженни, показывая пальцем.

У реки к западу от них замерцал крошечный огонек – розовый и красивый, затем еще один.

Феи!

– Пресвятая Дева Мария, – промолвила Филиппа, перекрестившись. – Феи! – крикнула она монахине. – У реки!

Молодая женщина вскинула руки и начертила в воздухе знак.

Стук копыт становился громче.

Феи грациозно двигались вдоль русла реки. Филиппе уже доводилось видеть этих созданий, и она любила их, хоть они и являлись символом господства Диких. По идее, восхищаться ими было грешно. Но теперь, когда она услышала стремительно приближающийся стук копыт, даже феи показались ей зловещими.

Солнце скрылось за горным хребтом на западе.

Почти сразу похолодало, подступила темнота. Филиппа, одетая лишь в кертл и сорочку, задрожала.

На дороге блеснула сталь, и стук копыт раздался совсем близко. Из темноты появился всадник. Лошадь выглядела уставшей, но мужчина был хорошим наездником. Это оказался старый человек с длинными седыми волосами, растрепавшимися на ветру, но его спина по-прежнему оставалась прямой, да и в седле он держался уверенно. Одетый как крестьянин, он тем не менее носил на поясе длинный меч. Недаром Филиппа целое лето провела среди вооруженных мужчин. Еще он сжимал копье в руке.

Человек осадил коня у руин сторожки, привстал в стременах, затем что-то сказал своему скакуну. Из последних сил мерин зашагал вперед. На какое-то время мужчина пропал из виду, потом появился снова, двигаясь по подъездной аллее между двух древних дубов.

Монахиня приветственно подняла руку.

– Доброго вам дня, мессир, – звонким голосом произнесла она.

Старик осадил коня на краю разоренного двора.

– Приветствую и вас, сестра. Не думал, что поселенцы вернутся так скоро. Готов поспорить, здесь никого не было, когда я проезжал мимо сегодня поутру.

Монахиня улыбнулась.

– Никого и не было, добрый рыцарь.

– Вы столь любезны, голубушка. Найдется ли у вас место для ночлега старику со старым конем? – поклонился он прямо в седле.