Разиэль

Наверное, мне придётся отказаться от мысли когда-либо быть гибкой или стройной. Я проведу вечность, находясь по эту сторону сладострастия, и мне это не нравилось.

С другой стороны, я никогда не растолстею, так что это уже кое-что.

Я побрела на кухню. Солнце теперь было огненно-красным, и солнечный свет отражался от окон передо мной, и только маленькая полоска серебра осталась над горизонтом.

Как только солнце сядет, всё погрузится во тьму, и я прислонилась к стойке, наблюдая. Если солнце встаёт и садится здесь, значит, это настоящий мир, и я должна быть жива. Иначе это не имело смысла. Зачем возиться со всеми атрибутами нормальной жизни, когда реальность так далека?

Последнее красное мерцание исчезло под пенистой поверхностью, и я не двигалась, находясь практически в медитативном состоянии, наблюдая, как вода вспенивается и плещется, а прохладный влажный воздух обдувает моё лицо. Я облизнула губы, почувствовала вкус соли и улыбнулась. Мать велела мне облизывать губы, когда мы выходили на берег моря — это души мёртвых младенцев целовали меня, пытаясь утащить за собой.

Хильдегарда Уотсон никогда не вызывала смеха. Почему она считала, что мёртвые дети оказываются в океане, мне никогда было не понять, но я никогда не пыталась урезонить свою мать. Это всегда было проигрышное предложение.

Но, чёрт возьми, старушка была бы в восторге, узнав, что её богохульная дочь общается с ангелами. На самом деле, спит с одним из них, хотя это было не совсем то «спит», о котором я обычно думала. И было безопаснее не позволять моим мыслям идти в этом направлении, не когда дело касалось Разиэля.

На самом деле, скорее всего, это был Нептун или Посейдон, который целовал меня потрескавшимися от соли губами. Боги Олимпа всегда были гораздо интереснее иудео-христианского Бога, который был одержим наказанием и грехом. Не то чтобы Хильдегарда верила в какого-то Бога, кроме своего сердитого моралиста, который каким-то образом превратился из нежного, любящего Иисуса.

Мне действительно следовало подстраховаться, поскольку именно мрачный Бог моей матери оказался тем, кто обладал силой. Хотя, похоже, он был даже до-иудео-христианином. Интересно, что подумала бы об этом Хильдегарда? Она бы слетела с катушек.

Мне следовало бы постараться убраться отсюда к чёртовой матери, и, возможно, я бы так и сделала, если бы знала, куда идти. У меня оставалось мало времени с Разиэелем — рано или поздно он проникнет в мой мозг и увидит печальные мечты, с которыми я пыталась бороться, увидит непрошеные, похотливые чувства, которые были сильнее всего, что я когда-либо чувствовала в своей жизни. И это будет унизительно. Если я не смогу контролировать свою… свою влюбленность, тогда мне нужно бежать. Мне просто нужно было знать, куда именно.

Я была так голодна, что могла съесть его белоснежную софу. Кто-то убрал мою посуду со вчерашнего вечера, так что я не могла поискать остатки. Пончики давно исчезли, и я была безутешна.

Я плюхнулась на софу, прикрыла глаза рукой и жалобно застонала. «Бэн энд Джеррис», — с тоской подумала я. Для начала супер-кусок помадки или Черри Гарсия. Если бы я уже не придерживалась девиза «жизнь неопределенна, сначала съешь десерт», последние двадцать четыре часа или около того убедили бы меня. Но холодильник Разиэля был таким же пустым, как и эта квартира. Никакой помощи.

После этого, лазанью, густую и липкую, с кусочками чесночного хлеба и сыра, в сопровождении хорошего Каберне. С такой скоростью я бы согласилась бы на что угодно.

Я снова застонала, переворачиваясь на живот и пряча голову в подушки. Мысль о еде наполнила меня такой тоской, что я почти почувствовала её запах. Лазанья, которую я старательно избегала в течение многих лет диеты. Оглядываясь назад, я понимала, что это была вся моя взрослая жизнь.

— Элли, — мягкий голос Сары проник сквозь моё страдание.

Испугавшись, я повернулась и обнаружила Сару, стоявшую в гостиной рядом с молодой женщиной, держащей в руках поднос.

— Я не слышала, как вы вошли, — смущённо сказала я.

Очевидно, Сара не стучала.

Едва заметная улыбка Сары могла быть извинением, а может и нет.

— Это Кэрри. Она жена Самаэля и одна из наших новых жильцов. Я подумала, вы двое захотите поговорить.

Я посмотрела на неё. Кэрри тоже была высокой, с длинными светлыми волосами, милой улыбкой и тенью в прекрасных голубых глазах. Очевидно, Падшие выбирали арийских амазонок в жены, и я проигрывала этот забег. «Не то чтобы я хотела участвовать в бегах», — напомнила я себе. Мне даже удалось приветливо улыбнуться.

— Это было бы здорово. Это ведь ужин, правда? — я многозначительно посмотрела на поднос, моё настроение поднялось.

— Надеюсь, ты любишь лазанью, — весело сказала Сара. — Пойду положу мороженое в морозилку.

Я узнала упаковку «Бен энд Джеррис» — кто бы ни узнал? — я даже не стала спрашивать какой вкус. Я знала.

Кэрри поставила поднос и села напротив меня, снимая крышки с тарелок.

— Никакого чесночного хлеба, — сказала она со слабой улыбкой. — Он ухудшает движению крови.