Разин Степан. Том 1

– Через толмача сказку ту писал немчин, а что он молыл, я ни черта не понял… И вот ежели, Федор, то правда, так ведь мне не излечиться, а помереть от того нутряного гада? Только и надея одна, что немчин лжет!

Есаул Сукнин читал дальше:

– «И для того, что она возле кишок близко бывает, запрет те жилы у человека, от которых жил печень силы и кровь к себе принимает, и от того бывает тем людям, у кого такая болезнь, что они тощи и бессильны бывают, хотя бы много пьют и едят».

Зазвонили в воротной башне ко всенощной. Сукнин крикнул:

– Бабы! Дайте огню к образам, служба в церкви идет.

Встал и закрестился. Встал и голова, пьяно махая длинной рукой, крестясь, сказал:

– А думаю я, Федько Сукнин, что мы, как басурманы, под праздник пьем, едим, оттого и болести – Бога не помним?

– Пить, есть Бог не претит, Иван Кузьмич! Материться за столом да зло мыслить на друга своего – то грех!

Вошел стрелец, поклонился хозяину, голове, сказал:

– Там, Иван Кузьмич, работные люди, плотники лезут в город свечу поставить-де да помолиться угодникам – пускать ли? Пускать, так ключи надоть!

– Гоните! Воров много круг города, какие там плотники?

– Ежели то плотники, Иван Кузьмич, пошто не пустить? Надолбы городовые погнили, крепить нелишне, от приходу воинских людей опас, да и по городу есть поделки – мосты, в церкви тож… – сказал Сукнин.

– Сколь их там, стрелец?

– С тридцать человек, Иван Кузьмич!

– Пойдем глянем… Козакам твоим, Федько, я малую веру даю, стрельцы – те иное: государеву службу несут справно. Козаки твои воры!

– Неужто все козаки воры? На-ко дохтурскую сказку!

– Давай пойдем. Стой! Ключи от надолбы в старом кафтане.

– Забери их, Иван Кузьмич!

Голова вынул из старого кафтана, сунул в новый ключи, распахнув полы скорлатного кафтана, пошел к воротной башне. Сукнин шел за ним и, если Яцын пошатывался, сдерживал услужливо под локоть.

В башне ширился, растекался в далекие просторы колокольный звон. Яцын мотал головой, бодая воздух:

– Перепил, голова! Должно, перепил? Негоже… глаза видят, язык мелет, ноги, руки чужие.

4

– Сатана попадет в этот Яик! Стена, рвы да надолбы высоченные, ворота с замком. А глянь – надолбы-т из дуба слажены в обхват бревно.

– Ужо как атаман! Ен у нас колдун, сабля, пуля не берет его…

– Должно, служба идет в церкви в воротной башне?

– Забыл, што ль? Петров день завтре!

– О, то попы поют, звонят, а широко тут звону – море, степи…

– Заведут в город – вчерась наши лазутчика поймали.

– Поймали, саблю, пистоль сняли с него, да отдали и его в Яик спустили.

– Должно, так надо.

– Эх, а дуже-таки, не доходя сюды, полковника, ляха Ружинского, расшибли.

– Углезнул, вишь, черт в паузке с малыми стрельцами, большие к нам сошли, все астраханцы.

– Сколь их, стрельцов?

– С три ста досчитались и больши.

– Астраханцы?

– Да, годовальники[111].

– Тю… глянь, никак атаман?

– Ен!

– По походке он, по платью не он!

– Ен! И Черноярец тож в худом кафтане.

– Гляди! А есаулы все тож в кафтанишках, без оружия, едино лишь топоры…

– Ни гунь! Молчи… Атаман наказал не разговаривать.

Разин подошел к лежащим в кустах, сказал:

– Соколы! Чую говору – не давайте голоса, закопайтесь глубже, свистнем – не дремлите, кидайтесь с пищалью к воротам города.

– Чуем, батько!

Разин с есаулами пошел в гору. Перед входом в город бревенчатый мост, за мостом дубовый частокол, в нем прочные ворота с засовами и замком снутри.

Подошли к частоколу вплотную, сняли шапки:

– Гей, добрые люди! Яицкие милостивые державцы! Стрельцы, козаки, горожане!

В воротной башне из окна караульной избы высунулась голова решеточного сторожа:

– Чого вам, гольцы!

– А помолиться ба нам, добрый человек, свечу поставить Петру и Павлу! Хрестяне мы, и Божий праздник завтре.

К словам Разина пристал и Черноярец:

– Разбило нас в паузке! Сколь дней море носило, совета не видели – в Терки, вишь, наладились…

Сторож, благо ему было время, пошутил над Черноярцем:

– Эх, парень, приодеть тебя – беда, всех девок с ума сведешь. А глазищи – пра, разбойник! В Терки плыли грабить аль кусочничать?

– Пошто, милый, кусочничать! Плотники мы – работные люди!

– По рожам не работные, а разбойные, да ладно – голову стрелецкого упрежу, он хозяин: ежели пустит… Четом вас много?

– С тридцать голов наберется!

Окно задвинулось. Прошло немало времени. С моря к вечеру гуще шли сумраки по низинам, но город до половины стенных башен еще светился в зареве меркнувшего дня…

Завизжали городские ворота, звякнуло железо – к надолбе подошел сам голова. Шапка на затылок сдвинута стрелецкая, опушенная бобром. Казаки сквозь пролеты меж столбами заметили, что голова шатается, глаза пьяны и сонны. Сказал:

– Чого ищете, гольцы?

Пьяные глаза уперлись в толпу из-за надолбы подозрительно, за столбами мотались головы без шапок.

– Батюшко, ищем работы… В Черном Яру плотничье дело исправили, крепили от воров сторожевые башни да после дела на Терки удумали – море растрепало нас…

– Мы на Яике хлебом скудны – не довезут хлеба, голодать зачнете. Сколь вас?

– С тридцати голов и меньши, – кои сгибли в море, не чли!