Разин Степан. Том 2

Четыре таких же рослых гепарда, молниеносно наскочив, рвали Мокеева. Не устояв на ногах, он обхватил одного гепарда и задавил. Шах сам гикал визгливо гепардам, топал ногой. В минуту на песке, дрыгая, подтекая кровью, сверкал на солнце замаранный колонтарь: у есаула не было ни ног, ни головы. Недалеко вытянулся задушенный силачом гепард с оскаленными зубами да валялась смятая запорожская шапка…

Затрещал рог – гепарды исчезли.

– Видел?! Скажи атаману, как я принял вас. Пусть отпустит дочь Абдуллаха, или я отвезу его в железной клетке к царю московитов. Бойся по дороге обидеть людей, или с тобой будет то же, что стало с тем.

Голова с седой косой военачальника гилянского хана низко склонилась:

– Непобедимый отец Персии, вели сказать мне.

– Говори!

– Не надо отпустить живым этого посланца: он, я по глазам его узнаю, – древний вождь грабителей, имя его «Нечаии», его именем идут они в бой…

– Того не знаю я, Али! Он вел себя как подобает. Мое слово сказано – отпустить! А вот если хочешь быть наместником Гиляна – тебе я даю право глядеть, как будут строить флот. Вербуй войско и уничтожь или изгони козаков из Персии.

Толмач опасливо и тихо перевел слова шаха Серебрякову.

– Чашм, солнце Ирана!

– Нече делать – идти надо, парень!

От фонтана толпа медленно шла на шахов майдан; в толпе шел рыжий, желтея атласом, пряча под пазухой бархатную мурмолку, чтоб не выгорала. Лицо предателя было весело, глаза шмыгали.

Он, подвернувшись с левой руки к Серебрякову, крикнул:

– Счастливы воры! Мекал я, величество всех решит!

– Кабы пистоль, я б те дал гостинца, да, вишь, и саблю не вернули, – громко ответил есаул.

– Толмач, поучи черта персицкому, пущай уразумеет, что сказал шах: «За обиду – смерть!»

Шутил, удаляясь, рыжий:

– «Эх, Гаврюха, ловко сказал, лучше посольской грамоты!..»

Скоро идти в толпе было трудно. Подьячий шел в oтдалении, но в виду у казаков. Справа из толпы к Серебрякову пробрался бородатый курносый перс, шепнул:

– Обнощика спустили! Стыдно, козаки!

– Да, сотона! От руки увернулся, пистоля нет.

– А ну, на счастье от Акима Митрева дьяка – вот! Заправлен! – Курносый из-под полы плаща сунул Серебрякову турецкий пистолет с дорогой насечкой.

– Вот те спасибо! Земляк ты?

– С Волги я – дьяк был! Прячь под полой!

– То знаю!

Бывший дьяк исчез в толпе. Серебряков, держа пистолет в кармане синего балахона, плечом отжимал людей, незаметно придвигаясь к подьячему. Рыжий был недалеко. Не целясь, есаул сверкнул оружием, толпа раздалась вправо и влево.

– Прими-ко за Петру!

Рыжий ахнул, осел, роняя голову, сквозь кровь, идущую ртом, булькнул:

– Дья… дья… дья… – сунулся вниз, договорил: – Дьяк!..

Из толпы кинулись к рыжему. Серебряков придвинулся, взглянул:

– Несчастный день пал! Да, вишь, собаку убил, как надо.

– Иа, Иван! Иншалла… Дадут нас гепардам, боися я…

– Дело пропало, Петру кончили, – я, парень, никакой смерти не боюсь.

Серебрякова с толмачом беки привели к шаху. Кто-то притащил рыжего. Он лежал на кровавом песке, откуда только что убрали Мокеева. Серебряков бросил пистолет:

– Хорош, да ненадобен боле!

– Тот, седые усы, убил!

Шах сидел спокойный, но подозрительный. Военачальник гилянского хана сказал:

– Теперь, солнце Персии, серкешь исчезнет в Кюльзюм-море, как дым.

– Али Хасан, этот старый козак – воин. С таким можно со славой в бой идти. – Спросил Серебрякова, указывая на рыжего: – Он ваш и вам изменил? Я верю тебе, ты скажешь правду!

– Шах, то царская собака – у нас нет таких.

Толмач перевел.

– Убитого обыщите!

Беки кинулись, обшарили Колесникова и, кроме грамоты, не нашли ничего.

– Может быть, убитый – купец!

Из толпы вышел седой перс в рыжем плаще и пестром кафтане, в зеленой чалме, преклонив колено, сказал:

– Великий шах, убитый не был купцом – я знаю московитов купцов всех.

Шах развернул грамоту подьячего, взглянул на подписи.

– Здесь нет печати царя московитов! Ее я знаю – убитый подходил с подложной бумагой. Беки, обыщите жилище его – он был лазутчик! – Взглянув на Серебрякова, прибавил: – Толмач, переведи козаку, что он совершил три преступления: мое слово презрел – не убивать, был послом передо мной – не отдал оружия и убил человека, который сказал бы палачу, кто он.

Толмач перевел.

– Шах, умру! Не боюсь тебя.

– Да, ты умрешь! Эй, дать козака палачу. Не пытать, я знаю, кто он! Казнить.

Серебрякова беки повели на старый майдан.

Есаул сказал:

– Передай, парень: умерли с Петрой в один день! Пусть атаман не горюет обо мне – судьба. Доведи ему скоро: «Сбирают-де флот, людей будут вербовать на нас, делать тут нече, пущай вертает струги на Куру-реку или Астрахань».

– Кажу, Иван! Иа алла.

11