Весь мир сейчас сузился до невероятно малых размеров: он целиком умещался в тесных рамках табло и состоял всего‑навсего из крохотных огоньков на серо‑зеленом фоне. И расстояние между красным движущимся огоньком и неподвижным – Лючаной в капсуле – медленно, но неуклонно сокращалось; сколько оставалось расстояния – столько же было и жизни.
Подвижность могла бы еще если не спасти ее, то немного оттянуть конец – Люча сумела бы хоть, включив двигатель на полную мощность, отступать, не позволяя дистанции между нею и преследователем сокращаться так быстро, если бы капсула могла передвигаться по сухому дну. Но она могла только плыть… Лючана поняла, что не сможет противопоставить противнику ничего, потому что применить оружие – тот самый дистант, который у нее все еще был, – можно было бы лишь оказавшись лицом к лицу с врагом, то есть выйдя из капсулы в трубу; но это означало бы немедленную гибель от удушья. Впрочем, если не выходить – придет тот же самый конец.
Это, безусловно, понимает и противник, и, приблизившись, он не станет затевать дуэль, но просто продырявит капсулу в каком‑то месте и спокойно обождет, наблюдая за агонией беглянки, если ему удастся подключиться к ее внутренней фиксирующей камере. Умереть задохнувшись – не самая приятная смерть; да бывает ли вообще приятная? Возможно, самое время было подумать об этом, потому что все остальное для Лючаны уже как бы и не существовало, никакого продолжения жизни. Но мысль о смерти никак не желала возникать сейчас в ее сознании – и, может быть, это говорило о том, что на самом деле смерть не так уж близка, не так уж неизбежна, как представлялось?
Эта ли мысль, едва успевшая оформиться, заставила Лючану встрепенуться, поднять голову, стряхнуть то состояние расслабленности, которое уже успело вкрадчиво овладеть ею, не для того, чтобы сдаться, конечно, но наоборот – чтобы сохранить остаток сил, чтобы достойно продержаться до самых последних мгновений, умереть гордо, а не позорно, в полном сознании, а не в беспамятстве, а может быть, эта мысль оказалась лишь реакцией на какое‑то изменение, только что совершившееся тут, внутри капсулы? Лючана еще не отдала себе отчета в том, что именно изменилось, но подсознанием почувствовала: что‑то стало не так, как было еще несколько секунд тому назад. Он уже здесь? Нет, угрожающий огонек еще достаточно далеко. Но что‑то ведь…
Связь!
И в самом деле: если бы она не таращилась так упорно на проклятое табло (именно так подумала она о своих действиях), то заметила бы мигающий индикатор связи на секунду‑другую раньше. Связь она отключила еще в самом начале своего путешествия по трубе, потому что не ожидала услышать ничего ободряющего. Ра с ней связаться никак не мог, поскольку эта система связи использовала трубу в качестве волновода, за пределы которого ни один сигнал не проходил, а никого другого она слышать не желала. Ей ничего не могли бы сказать, кроме угроз и дурацких предложений вроде безоговорочной капитуляции. Тогда ей еще казалось, что у нее есть какие‑то перспективы. Сейчас положение выглядело иначе и, во всяком случае, даже поругаться с кем‑то стало бы развлечением, отвлекло от самых тяжелых мыслей. Интересно, кто это пробивается к ней? Капитан базы? Оператор? Или, может быть, тот, кто приближается к ней, решил, что следует напугать ее, еще не успев приблизиться? Ну ладно, у нее тоже найдется, что сказать ему…
Она включила связь. И услышала:
– …Да ты что, спишь, что ли? Лю!
Господи! Что это – померещилось ей или…
– Эй! – произнесла она осторожно. – Ты мне снишься? Если нет, то где ты?
– Где надо, – ответил он, и ворчливая манера, в которой это было сказано, лучше любой логики убедила Лючану в том, что это действительно он.
– А ты – загорал где‑нибудь? Обо мне позабыл?
С запозданием она подумала, что он мог бы и обидеться на такой не очень любезный прием. Хотя на самом деле Лючана, конечно же, обрадовалась чуть ли не бесконечно: впереди снова возникал просвет. Но высоких слов она всегда избегала. Они все куда‑то пропадали в самый нужный миг.
Он, однако, обижаться не стал или, возможно, отложил до более спокойного времени. Вместо этого быстро проговорил:
– Слушай, не перебивай, вопросы потом. Пристегнись как следует. Сейчас попробую вытащить тебя. Снова заполню трубу. Не продуктом: промывочной водой. Как только волна дойдет до тебя – включай полный задний, ввинчивайся в нее – станешь продвигаться туда, откуда пустилась в путь и где я сейчас. Если будет мотать, подруливай немного, чтобы не било о стенки. Остальное – мое дело. Что неясно?
– Тут же сухо, Ра…
– Я говорю: волна уже идет. Держись. Оставайся на связи.
– Какая вол…
Она не стала даже договаривать: новый звук возник вокруг нее: словно ветер засвистел, завыл за бортом. Взгляд невольно метнулся к кормовому экрану, на котором просматривалась большая труба. Цвет ее менялся – где‑то в глубине что‑то пенилось, густело, приближалось, за кормой ветер уже просто рычал…
– Ты молодец, Ра, – не выдержала Лючана.