Различные миры моей души

Рассказ шпиона мало чем отличался от того, что представлял себе Пилат. Иисус сам нёс тяжёлую перекладину креста, падал и вставал, солдаты поднимали его плетьми. Одна сердобольная молодая женщина, Серафина, жена Сираха, члена Сангедрина, прозванная позже Вероникой, подала ему свой платок – утереть лицо. Римский стражник копьём чуть не проткнул её, когда отгонял. Когда женщины однажды зарыдали очень сильно, видя как он в очередной раз упал и не мог подняться под плетьми воинов, он им сказал, чтобы они плакали не о нём, а о себе. Ибо скоро настанет такая жизнь, что живые будут сами смерть призывать и нынешние кровавые волнения покажутся начинающимся штормом перед надвигающейся бурей. На выходе из города Иисус обессилел настолько, что, упав, сразу подняться не смог, несмотря на сыпавшиеся удары. Центурион схватил какого-то крестьянина, Симона Киринеянина, которому не повезло стоять в первых рядах, и заставил его тащить крест за Иисусом. На горе его раздели донага, одежду поделили солдаты, продолжая над ним насмехаться. Когда его привязывали к кресту, один солдат со злости хватил мечом по левой его руке, которая уже была прибита к перекладине, и почти отрубил её. Он кричал: «Твой Пётр отсёк мне ухо, а я отсекаю руку, которая его направляла!» и плевал Иисусу в лицо, пока, наконец, центурион не оттащил его. Крест его поставили посередине между двумя ворами, из которых один тут же начал его поносить и требовать чуда или спасения. Второй вор устыдил его словами: «Ты не боишься Бога нашего? Ты сам уже осуждён, и скоро умрёшь. Но мы с тобой осуждены по совести и по закону, а он страдает безвинно» и попросил у Иисуса прощения за себя и своего собрата. Слабевший Иисус тогда сказал еле слышно, что он сегодня будет с ним в раю.

– С вором? – усмехнувшись, прервал рассказчика Пилат.

– С раскаявшимся грешником, – возразил шпион, и продолжал.

Иосиф Каиафа, как чёрный ворон, который клевал в это время глаза поносившего вора, всё кружил вокруг Иисуса. Он тоже требовал чуда, требовал, чтобы Иисус сошёл с креста, если он бог. Однако на все его слова Иисус отвечал: «Боже, прости им. Ибо не ведают, что творят». После того, как в очередной раз Иисусу дали испить уксуса, он что-то прокричал и испустил дух. Тут же сверкнула молния, и ударил гром.

– Умер? Так быстро? Странно. – Про себя сказал Пилат. – Что он кричал? – спросил он громко.

– Что-то вроде: «Или, или! Лама савахфани!». А, может, и не «или», а «элои». Я спрашивал, но никто толком не знал: то ли Илию зовёт, то ли «Господь мой, почему Ты меня оставил!», то ли «Боже, Тебе предаю дух мой».

– Так это не иудейский язык?

– Не знаю. Может, египетский. Иисус знал много языков. А в Египте скрывался вместе от преследований Ирода с матерью и отцом Иосифом после рождения, и жил там долгое время.

– Что было потом?

– Потом началась гроза. Один солдат, по просьбе иудеев, решил снять всех с крестов, чтобы не оставлять их висеть в субботу, поскольку в субботу будет праздник. Он перебил колени ворам, чтобы они быстрее умерли, а, увидев, что Иисус уже мёртв, пронзил его рёбра, чтобы убедиться. Коленей ему бить он не стал.

– А что священники?

– Они негодовали из-за того, что на кресте ты приказал написать: «Иисус Помазанник, царь Иудейский», да ещё на трёх языках. Они требуют, чтобы ты изменил её.

– Что я написал, то написал. Я итак долго шёл на поводу у этих сумасшедших лицемеров, – усмехнулся Пилат. Это была его маленькая месть этим святошам. – Этот богами проклятый народ так его сам называл, пока любил. Менять я ничего не собирался и не буду сейчас. Что ещё?

– В Храме завеса разорвалась сама собой надвое.

– И что это значит?

– Каиафа бил себя в грудь и говорил, что воистину Иисус был сын Божий.

– Теперь он может это говорить. Теперь говорить можно всё, что угодно. Не сомневаюсь, что дальше разговоры будут интереснее.

Вошёл начальник стражи.

– Что там?

– Иосиф из Аримафеи к тебе, префект.

– Чего он хочет?

– Говорить о погребении Иисуса.

– Хорошо. Я поговорю с ним. Ты закончил? – обратился он к шпиону.

– Да, префект.

– И чего же ты от меня хочешь? Ведь не просто для моего удовольствия ты всё это мне рассказывал?

– Защиты, префект.

– От кого?

– Я скажу тебе правду. Служить шпионом мне всегда нравилось – я удовлетворял своё любопытство и тягу к опасности, да ещё получал за это деньги. Но не все шпионы доживают до старости. Некоторые, как говорят, уходят в пустыню и не возвращаются, ибо слишком много тайн они знают, слишком многое могут рассказать. А меня, как только я выйду от тебя, уже никто не увидит. Даже до городских ворот не дойду. Защити меня от Каиафы.

– И это всё?

– Да. Я хочу уехать. Скрыться ото всех. Посвятить себя Богу.

– Стать священником?

– Нет. У нас священниками просто так не становятся. Они рождаются в избранном Богом роду. Я же простой еврей. И хочу просто служить Богу, как смогу.