– Странные дела творятся в старом городе Иерусалиме! Бывший шпион хочет стать отшельником. Богач из Аримафеи и член Сангедрина устраивает какую-то возню, чтобы облегчить страдания преступнику хочет похоронить какого-то самозванца, которого этот же Сангедрин и приговорил к смерти. Моя жена, чистокровная римлянка, просит за него, как обычная служанка. А как только умирает самозванец, гремит гром, сверкают молнии и трясётся земля. Воистину он был необычным человеком. Хорошо, я огражу тебя от мести Каиафы. Сегодня ты переночуешь в темнице, а завтра рано утром тебя выведут за городские ворота.
– Спасибо, префект, – Шпион поднялся с колен.
– Молись обо мне, – произнёс префект. – Я знаю, ты поверил Иисусу. Может, он услышит твои слова. Молись обо мне.
– Благослови тебя Бог, префект.
Шпион вышел через заднюю дверь. Дверь снова открылась, и вошёл немолодой человек в неброской простой одежде.
– Снова ты, Иосиф из Аримафеи? – спросил Пилат.
– Да, префект.
– Зачем тебе ещё и хоронить Иисуса? Кто он был тебе?
– Он был моим учителем.
– И ты не боишься говорить мне об этом вот так, прямо?
– На всё воля божья, – спокойно сказал Иосиф.
Пилат помолчал, пристально разглядывая посетителя.
– Хорошо. Я прикажу отдать тело тебе. Хорони его так, как вы это делаете.
Иосиф поклонился и повернулся уходить.
– Ты ненавидишь меня? – спросил вдруг Пилат.
– Нет, префект. Я благодарен тебе за помощь. И у меня к тебе нет ненависти. Нельзя ненавидеть секущую тебя плеть. Ненавидишь того, кто её держит.
– Ты ненавидишь своего Бога?
– Тоже нет. Я не знаю, почему это случилось. Я не знаю, к чему это приведёт. Я не знаю, хорошо это или плохо. Случилось то, что должно было случиться. Если бы Иешуа не претерпел ради нас, Бог бы нас не простил. Иешуа должен был пострадать за нас. Разве можно ненавидеть отца и мать? Даже, если они наказывают тебя? Осознание правоты наказания придёт со временем, если это неясно сразу. Нет, префект. Я только скорблю о смерти учителя, – Иосиф повернулся и вышел.
Пилат снова остался один. Воистину мир изменился. Стоит посмотреть с балкона на беснующийся Иерусалим – потоки воды реками бежали вдоль улиц, оглушительный гром грохотал как будто у тебя в голове. Местами земля всё ещё тряслась. Перепуганные люди метались по городу, крича и плача. Сами боги восстали против несправедливости людей. «Кто бы ты ни был, бог или человек, ты не должен был терпеть такие муки», – думал Пилат. Ещё он думал о яде. Как хорошо было бы выпить сейчас чашу горького напитка, забыться и не просыпаться. Уйдут все заботы и тревоги. Будет полное забытьё и покой. Голова его ещё больше раскалывалась от боли. Он схватился за неё руками и застонал.
– Боль уйдёт, всё будет хорошо, – тихо сказал голос у него над ухом. Прохладные ладони легли на его лоб. Пилат дёрнулся, и увидел Клавдию: она неслышно подошла облегчить его страдания. – Бог тебя простит. Но важнее, чтобы ты сам простил себя.
Пилат больше не мог сдерживаться. Эти же слова говорил ему Иисус. Пилат со стоном зарылся в пышные волосы жены, вопреки римским обычаям рассыпанные сейчас по плечам. Она гладила его по голове и нежно улыбалась.
Вдруг Пилат поднял голову.
– Я хочу уехать.
– Из Иерусалима?
– Из Иудеи. Я поеду в поместье своего отца. Я устал. Слишком долго я на службе. Мне нужен отдых. Ты поедешь со мной?
– Мы? – недоумённо переспросил Пилат.
– К следующей весне ты станешь отцом. Теперь я в этом уверена.