Разлюбил – будешь наказан!

Говорит, сто, – а сама всю жизнь про одного Семенова вспоминает. После развода она два месяца лечилась у психиатра. Стала убежденной мужененавистницей. С тех пор прошло лет двадцать, но Машка до сих пор не отошла. У нее есть тайник. В журналах по вязанию она прячет семеновские фотографии и вырезки из газет с его статьями про «партию наш рулевой».

– Маш, а что у вас там творилось-то, в Москве, 19 августа? – спросила мама.

– Ты про путч, что ли? – Машка любовалась на новую клеенку с «лебядями». – Да ничего. Я в своей норе просидела. У меня как раз выходные были.

– А мы тут перепугались. А вдруг война?! Сонька-то не с нами. Мало ли что! Антон прибежал ко мне. Поехали и поехали, надо ее срочно забрать. Чуть не уговорил. Мы с ним все три дня на нервах варенье варили.

– У вас там ничего не слышно было? – спросили меня.

– Ничего, – говорю, – дождь был сильный, я спала.

21. Путч

В ночь с 19 на 20 августа я спала на поляне, на вершине горы, у северной границы с Абхазией. Потащилась для отчета. А то потом обязательно какая-нибудь сволочь спросит: «Ну что ж ты на юг-то съездила и даже в горы не сходила?» И вот я из-за этой неизвестной сволочи мучаюсь, иду. Антон внизу остался, со своей делегацией, в лагере.

Инструктор всем пообещал:

– Специальный маршрут. Будем горную речку пересекать пятьдесят три раза. На вершине поляна – неописуемая красота! Вы такого нигде больше не увидите!

Я поверила, но мое веселье кончилось быстро, только и порадовалась, когда армейский вездеход протащил по воде через ущелье. У подножия горы мне вручили связку железных кружек, и сразу захотелось обратно. Вот спасибо! Нет, не тяжело, но гремят, собаки, на каждом шагу.

Дошла я до этой волшебной поляны, и что? Красиво? Да, наверное. Только ничего не видно. Туман густой, стоишь, как в облаке. Мальчишки стали шутить, кричали: «Ложись! Стреляют!» Накаркали, дураки. Через пару месяцев там правда начали стрелять.

Как я была рада тучкам! Утром с моря конкретно дунуло, мы свернули палатки и вернулись в лагерь под дождем. Волны заметно выросли и стали черными, как антрацит. Что, думаете, я не знаю антрацит? Я все детство печку протопила этим антрацитом, так что точно говорю, вода как антрацит. Страшно выбегать на ветер, забирать с веревки сырые полотенца.

Люди были одеты как ку-клукс-клан, передвигались в синих непромокаемых плащах с опущенными на лицо капюшонами. В наш домик сунула нос тетенька из администрации:

– Добрый вечер, девочки.

– Ничего себе добрый! Нас тут смоет всех сейчас. Гляньте, вода уже под сваями…

– Может быть, и смоет. С природой не поспоришь, – улыбнулась тетенька, – у меня объявление: наши врачи приглашают всех на просмотр нового американского фильма об интимной жизни.

Она сообщила это веселым ласковым голоском, как будто позвала нас посмотреть «В гостях у сказки». Озабоченных не нашлось, интимную жизнь все предпочитали изучать по индивидуальной программе. Русским девочкам не нравилась эта новая западная мода – публично заглядывать в чужие трусы.

Дождь лил и лил. Мы сидели под сваями, от ветра завернувшись в одеяла. Кое-кто курил, запивая чаем, кое-кто вином. Мальчики перебрасывались в картишки и были похожи на заговорщиков. Послышалось странное: ГКЧП, Форос и смешное слово «путч».

– …государственный переворот, – долетело ко мне, – прикиньте, вернемся домой, а там опять коммунизм.

– Да он и не кончался еще…

– Я вам говорю – гражданская война начнется.

– Горбачева не выпускают…

– А может, и нас отсюда не выпустят?

– Кому это вы нужны?

– А что? Удобно. Собрали всю будущую прессу в одном месте – и пух.

– Вы что, не слышали? Из Москвы приехал цензор Сидоров. Башкирский дайджест закрыли. Сегодня ни одна газета не вышла.

– А пойдемте в главный корпус! Там «Свободу» ловят!

Сначала я даже внимания не обратила на эти разговорчики. Здесь никому верить нельзя – кругом одни журналисты. Никакое радио «Свобода» я слушать не пошла. Мне весь этот путч – трактором. Что мне ГКЧП, что мне арестованный Горбачев, когда мой летний роман заблокирован? Я же говорила – я ребенок из Красного пояса России. В этом регионе никогда ничего не происходит. У нас все до сих пор крепостные. Затоптать, если что, могут, а насчет революции – обращайтесь в Москву.

Ночью ливануло такое! Море взбесилось. Волны подошли вплотную к террасам. И гром – как будто горы взрываются. Погулять не получится, в знак протеста я легла спать.

А утром – солнце! И повсюду бегают мальчишки с пачками листовок: «Правда и только правда о государственном перевороте! ГКЧП арестован!» После завтрака в актовом зале была пресс-конференция журналистов Первого канала и самые свежие кадры с места событий. Ой, да что вы! Я иду со всеми смотреть хронику, которую еще нигде не показывали. И, кстати, до сих пор так и не показали.