Разлом

Вскипятить воду на таблетке сухого спирта – та еще проблема, вот только лучшего топлива в пустошах не найти: уротропин горит почти бесцветно и в Центруме не разлагается. Слабый бледно-голубой огонек хоть и дает совсем немного тепла, но в сумерках чужого внимания не привлекает. А внимания Ивану сейчас как раз таки не хотелось. Расстелив на прохладной, не успевшей набрать тепла за день земле кусок брезента, он развернул скатанный плед из шерстяной ткани, не занимавший в рюкзаке много места, но способный защитить от ночной прохлады. Чай получился жидковатым, с противным горьковатым привкусом.

Горизонт на юго-западе сегодня багровел пуще обычного: там пылала осажденная Антария. А восточнее небосвод уже потемнел, на его иссиня-черном бархате щедро высыпали звезды. Звезды в этих широтах похожи на манную крупу: мелкие, колкие, почти не мигающие, они висят в ночном зените до самого рассвета и так же внезапно исчезают, испугавшись восходящего солнца. Иван дал себе зарок проснуться засветло и сомкнул веки. Если повезет, к полудню можно дошагать до Гранца.

Чем меньшее расстояние оставалось до города, тем сильнее Ударника охватывала тревога. Через несколько часов после восхода солнца он набрел на проторенную и наезженную колею, петляющую меж холмов в нужном ему направлении, вот только по сторонам открывались пейзажи, ничуть его не радовавшие. Сначала он увидел огромную железную бочку из-под рапсового масла, совсем свежую, без малейших следов ржавчины, с сурганским гербом на примятом боку. Потом чуть не споткнулся о валявшийся на пути тяжелый танковый трак, а сама колея превратилась в неширокий проселок, вспаханный множеством гусениц. Наконец дорога обогнула пару приземистых построек явно сельскохозяйственного назначения: окружавшие небольшой двор строения представляли собой, по всей видимости, амбар и кузню. Покосившиеся ворота распахнуты настежь. Возле опорной балки Иван разглядел труп крупной лохматой собаки в потемневшей луже крови и разбросанную по земле пригоршню стреляных гильз, а через верхнюю перекладину были перекинуты два отреза пеньковой бечевы. В одной петле висел, покачиваясь, пожилой мужчина с опухшим посиневшим лицом, рядом, чуть ниже, женщина в разорванном до пояса простом крестьянском платье. Стиснув зубы и отвернувшись, Иван ускорил шаг.

Опасения оправдались. Над низким мостком через окружающий Гранц неширокий ручей, более похожий на сточную канаву, на самодельном флагштоке реял голубой стяг с золотистым молотом на фоне пшеничных снопов. Ниже красовалась аккуратно прибитая к перилам деревянная табличка, поперек которой кто-то тщательно вывел краской через трафарет сурганскую надпись «ValgOtte!» – «Стой!». Для пущей наглядности в центре непропорционально большой «О» безымянный художник намалевал предостерегающе вскинутую ладонь. На том берегу Ударник разглядел бруствер из набитых песком мешков, из-за которого выглядывало хищное пулеметное рыло. Однако расчет на боевой позиции отсутствовал: оставив на земле тяжелые каски и нацепив вместо них серые кепи с короткими козырьками, трое сурганских солдат сгрудились возле мирно дымящей походной печи. На Ивана внимания никто не обратил: вояки оживленно болтали с раскрасневшейся девицей в форме полевой медсестры, а та то и дело заливалась звонким смехом, сверкая игривой улыбкой. Проходя мимо, Ударник обнаружил и причину этого безудержного веселья: один из сурганцев, оглянувшись по сторонам, осторожно извлек из голенища сапога початую плоскую бутыль, а двое других тут же протянули ему невесть откуда взявшиеся оловянные стопки.