Разлом/освобождение (СИ)

  Тот, кто должен был стать жертвой "несчастного случая", успел это прочитать в собеседнике, едва только взглянув в его глазки.

  Сейчас же, не замечая щедрого угощения, толстый гость пробовал на зуб золотые монеты, которые были свалены в крупный, крепко сколоченный ящик.

  Что интересно, толстяк, даже узнав, что золото, которое он пробует на зуб, почти целиком состоит из крови человека, не то, чтобы не отбросил, а даже попытался выведать рецепт.

  Молодой аристократ знал наперёд, как именно бы этот толстяк обделывал дела, чтобы люди "случайно" терялись, а его благосостояние "необъяснимо" пополнялось.

  - Вы меня приятно удивили, - начал толстяк, но не забыл о вежливости и прибавил, - господин.

  Молодой аристократ спросил:

  - Так что, мы в расчёте?

  - В полном, милейший господин, - громко ответил толстяк, что даже пузо задрожало. - В полном расчёте!

  На стол легла бумага. Важная и ценная бумага. А молодой аристократ, со всеми своими знаниями, чувствуя горечь, подумал: "Одна жалкая бумага равна в цене замку с тысячелетней историей... и всем тем, что под ним раскинулось!"

  Он и прежде понимал, каким образом, чистокровных и сильных обманули слабые грязнокровки. Каким образом такие вот, толстые дельцы, смогли одолеть могущественные империи и властные дома... но как же смешно было видеть бумагу, которая едва не уничтожила его собственный дом!

  - Господин! - спустя время, утирая рукавом со рта гусиный жир, сказал толстяк. - Я понимаю, что нас больше не связывают дела, но... вы человек с железной хваткой и умением зарабатывать, совсем неожиданно, деньги. Я имею связи... так почему бы нам не помочь друг другу?

  Аристократ понимал, к чему клонит его гость. Он знал о том, что рано или поздно, разговор зайдёт и об этом. Поэтому он и велел своей матушке остаться у себя. Но, пока слова не были сказаны, рано было что-либо предпринимать. Он верил, что люди творят судьбу, а не она их. Иначе... иначе получался совсем грустный вывод. И это при всём его знание и могуществе мысли!

  Толстяк не стал ходить вокруг да около, а сразу, прямо в лоб сказал:

  - Почему бы нам не начать взаимовыгодные дела? А свяжем мы это двойной свадьбой. У вас есть мать, к тому же, - он хохотнул, - бесхозная. А у меня целых три дочери! И все как на подбор!

  Аристократ, слушая собеседника в пол уха, уже знал всю его жизнь. Он знал, что на самом деле задумал толстяк. И видел всех его, трёх официальных дочерей... и целую вереницу от различных продажных дев. И те трое, и все прочие, не выделялись настоящей красотой. Разве парочка дочерей от одной портовой девки имели не такое уж отталкивающее лицо, как все прочие, да и не были слишком уж похожи на свиней... но женитьба, на ком бы то не была, явно не входила в ближайшие планы молодого аристократа. Особенно с кем-то обладающим столь скверной кровью.

  А вот про его матушку, стоит сказать, толстяк заговорил зря. Многое в человеке, после открытия новых знаний, успело размыться, зачерстветь или умереть. Но, родную матушку, как собственно и свой дом, со всеми пращурами, он ценил. И подобное высказывание, сравнение с вещью... да даже одни только слова, что можно ему, скоту такому, да его дорогую матушку, в жёны?

  Аристократ, не подав вида, рассвирепел пуще лютого зверя. Его правый глаз немного иначе начал выглядеть. На какие-то полминуты, может, минуту. Но одного взгляда этим глазом на обнаглевшего толстяка хватило, чтобы тот замолк и потупился.

  - Как посмел ты? - спокойно спросил молодой мужчина. Толстяк даже не попытался сказать и слова. Аристократ продолжил. - Забирай своё поганое золото и проваливай в свою дыру. Три дня срока, а после - смерть. Тебе, и всему твоему проклятому выводку. Ты меня понял?

  - Да, господин. - Безропотно сказал толстяк, утаскивая ящик с золотом.

  За пределами комнаты толстяку помогли. А из оцепенения, точно глубокой задумчивости, он вышел только на полпути домой. И ничего-то он не помнил. Ни разговора, ни того, что приказал ему аристократ.

  - Бред сивой кобылы! - восклицал толстяк и ругался на своих подчинённых.

  Он ещё не знал, что спустя немногим больше двух дней, он самолично устроит в своём поместье ужаснейший пожар. Не знал он и того, что прежде, самолично прирежет всю свою семью. И, само собой не знал, что, оказавшись объятый пламенем, он будет улыбаться, и говорить раз за разом:

  - Всё сделано, господин!

  ***

  Как же мучительно было молодому аристократу, зная всё наперёд, и не имея ни к чему интереса, избегать несколько незнакомых книг. Они ему доставили невероятную боль, но, в них явно скрывалось столь много, что всё ему известное в сравнение с этим окажется не более, чем пустяком.

  Знал, какой боли будет ему стоить новая попытка, но испытывал тягу к этим запретным знаниям, как ни к чему другому за время всей своей, не особо долгой физически жизни, но фантастически затянувшейся благодаря обретённым и пережитым знаниям.

  И, однажды, любопытства ради, - ведь его умение предсказывать совершенно не работало на странных книгах, - приказал горбатому, крысоподобному заглянуть в книгу.