Разлучница

Глядя на лицо своей сестры, перекошенное злобой, понимаю: если всё не разрешится сейчас, она придумает ещё одну небылицу. В которой её беременность сорвется из-за якобы нервного стресса. И эта ложь будет грязным пятном лежать на моей совести и совести Влада. В глазах всех собравшихся мы станем кем-то вроде чудовищ, пляшущих на костях.

— О чём я должен знать?

Влад переводит взгляд на Карину, и та нехотя цедит сквозь зубы:

— Я не могу иметь детей.

— Что? — переспрашивает Влад.

— Я не могу иметь детей!

Карина кричит от злости. И вновь начинает плеваться ядом в мою сторону:

— Теперь ты довольна, тварь? Ты все разрушила!.. Мало тебе было твоей сытой и красивой жизни? Тебе ещё и моя понадобилась… У нас… У нас всё было хорошо, пока не появилась ты… И не захотела МОЕГО мужчину!

— Заткнись!

Влад резко вскидывает руку в сторону Карины.

— Ты мало рассказывала мне о своей сестре, почти ничего… Всегда только вскользь. Но стоило ей появиться в родном городе, как вдруг ты стала такой многословной, отзываясь негативно. Ты плела мне сказки о том, какая она у тебя заносчивая и эгоистичная тварь. Но единственная лживая тварь, которую я здесь вижу, это ты сама. Хочешь знать правду? Мне насрать на тебя. Всегда было насрать с самого начала. Я и переспал с тобой только потому что ты в какой момент показалась мне похожей на Вику, только и всего. А потом ты как та рыба-прилипала присосалась ко мне — и не противная, и отцепить жалко… Я хотел тебя бросить. Больше нескольких месяцев назад И знаешь, почему остался? Да просто потому что увидел одно из фото с Викой в твоём телефоне с годовщины смерти матери, которое тебе прислал кто-то из родных. Хоть какой-то мизерный шанс, но увидеть её…

— Ты врёшь!.. — потрясенно шепчет Карина. И на мгновение мне становится её жаль — настолько раздавленной она выглядит.

— Не вру, Карина. Я знал Вику задолго до тебя. Знал и любил, но по глупости потерял. А ты просто временная замена, причём даже не второсортная. И если бы… если бы не твоё заявление о беременности хрена с два я бы до сих пор был с тобой. А теперь проваливай с моих глаз.

Эпилог

Наконец она рядом, здесь — и не все ли равно, где это «здесь». Замятин "Мы"

— Солнышко моё. Моя крошечная сладкая девочка. Моя Дюймовочка… — без конца повторяет Влад, не отходя ни на шаг от Вики. Вопреки убеждениям корабельного врача, ничего не в порядке. Вику сваливает температурой за сорок в этот же день, ближе к вечеру. Столбик градусника упорно ползёт вверх, к опасной отметке. Едва снижается на полградуса и вновь взмывает ввысь. Вика тяжело дышит, разом осунувшаяся ещё больше, и полыхает жаром. Влад едва собственными руками не душит врачей, призывающих подождать и не нервничать. Ждать. Ждать. Ждать, сидя в кресле у больничной койки или расхаживая по больничной палате, не пуская сюда никого из толпы родственников и близких знакомых, исполненных любопытством и лёгким сочувствием.

Словно злобный цепной пёс, Влад не даёт прохода ни кому и грубо отсылает прочь всех, кроме медицинского персонала. День. Два. Как на автопилоте. Кажется, что кофейный автомат уже знает его в лицо и выдает одноразовый стаканчик просто по дружбе. Влад возвращается в палату и видит возле постели Вики — Карину. Замирает на мгновение, а потом слышит её судорожные всхлипы и рыдания, сквозь которые удаётся разобрать:

— Прости меня… Пожалуйста! Я не хотела, чтобы вышло всё именно так… Я такая дурочка. Я… Я просто хотела, чтобы ты оставила меня в покое. Я не хотела, чтобы ты падала в воду…

Кулак сжимается сам по себе, обжигающая коричневая жидкость стекает по руке на светло-серый пол больницы.

— Сука!

Он хватает Карину за шиворот и оттаскивает в коридор. Нутром чуял, что неспроста Вика свалилась в воду, хоть она и сказала, что ей просто стало дурно. Карина, мразь… Вот эта её младшая сестрёнка — ядовитая гадюка, болтается беспомощно в его кулаке. Медицинский халат, застёгнутый на ней, жалобно трещит по швам. Карина сжалась от страха и лицо перекошено, из опухших глаз текут слёзы.

— Отпусти! — она пытается расцепить его пальцы, сжимается еще больше в комочек, но Влад уже и сам ослабляет хватку, толкая девушку на диван, что стоит в коридоре. Врывается в палату, вынимает из вазы цветы, принесенные Кариной, подхватывает шуршащий целлофановый пакет с фруктами и бросает ей всё это в руки.

— Убирайся. Забери всё это и убирайся. Ты хоть понимаешь, тварь, что ты наделала? Ты могла убить её! Проваливай… И молись, чтобы Вика выкарабкалась. Иначе я тебя из-под земли достану только для того, чтобы самому тебя в неё живьём закопать…

Голос спокоен, но это обманчивое спокойствие, за которым ярость бушует девятым валом. Карина судорожно прижимает к себе всё то, что он отдал ей, и торопливо уходит прочь, быстро-быстро перебирает каблучками, переходя на бег. Апельсины рассыпаются на пол и катятся оранжевыми яркими шариками, смотрящимися так нелепо на полу безликих больничных коридоров.