Разлучница. В плену прошлого

— Как бабки на лавке, — недовольно хмурится Валя, а я прыскаю. — Но, допустим. Зачем? Смолин и без того согласился на его условия.

— Убить последний шанс на воссоединение. Ребенок — это не просто прилипчивая девчонка, это — ответственность, которую, уверена, он бы принял. И уделил бы максимум внимания, а все оно должно было быть сосредоточено в другом месте.

— Нужно побольше разузнать о нем. Попробую что-нибудь нарыть через своих новых знакомых, но для этого нужно что-то дать взамен…

— Кулон?

— Точно. Ты молодец.

— А еще… — нерешительно мямлю, — я понимаю, что мы и так закопались…

— Говори уже.

— Я видела, на какой машине уехал этот Руслан. И записала номера.

— Пробьем, не проблема. Надеюсь, Смолин знает, что делает, но лучше быть наготове. Вспомнишь солнышко, — говорит неожиданно, бросив взгляд в зеркало заднего вида.

Я оборачиваюсь и вижу, как к нам стремительно приближается автомобиль. Обгоняет, вклинивается между нами и фурой и включает аварийные огни, постепенно сбавляя скорость и принуждая нас сделать то же самое.

Останавливаемся на обочине.

Смолин вываливается из машины, встает перед капотом машины Невзгодова, в свете фар. Порванная рубашка в крови, волосы в беспорядке, брюки грязные, на скуле ссадина, правый кулак разбит до живого мяса. Он смотрит прямо на меня, ждет. А я не знаю, что ему сказать. Мне тошно от его поступка и вместе с тем нестерпимо жалко нас обоих.

Выхожу, подхожу к нему. А он вдруг падает на колени и обхватывает меня обеими руками, прижавшись щекой. И дрожит. Плечи, весь, его трясет. У меня было шесть лет, чтобы справиться с потерей, у него — меньше часа. Да, наши ощущения могут отличаться, но кто сказал, что ему легче? Что ему проще? Он сам подвел к трагедии, своими руками, целенаправленно.

Запускаю пальцы в его волосы, и он обнимает меня еще крепче.

— Ангел мой, прости меня. Прости.

— Встань, Кость, — прошу тихо. — Встань, хватит. Ничего уже не вернуть.

— Мне не дали его убить. А я так этого хотел.

— Хотел стать убийцей? Странная фантазия, Смолин. Такие извращения мне не по душе.

Он хмыкает и поднимается, взяв меня за руки. Опускает взгляд и смотрит на наши разбитые припухшие костяшки.

— Моя малышка умеет драться, — бормочет озадаченно. — Моя милая нежная малышка разбила мужику нос.

— Не драться, а давать сдачи, — поправляю его. — Запомни этот день, этот момент и этот гребаный факт. Я уеду сейчас, уеду, потому что договаривались. Но, если ты еще хоть раз так со мной поступишь, если снова решишь за меня, на этом все. Никакого будущего у нас не будет. Мы либо партнеры, либо каждый идет своей дорогой. Услышал?

— Да, — отвечает тихо. — Услышал, Вик.

— Принял?

— Нет, но… приму. Так — честно.

— Мы поехали. Возвращайся в город.

Я отхожу, а он сжимает мою правую руку.

— Подожди! — выпаливает горячо. — Подожди, — выдыхает тихо и отводит взгляд. — Я… у тебя остался…

— Снимок?

— Да, — отвечает с облегчением. Поднимает взгляд. — Ты делала УЗИ?

— Нашему малышу было четырнадцать недель, — сообщаю по возможности спокойно, но слезы на глазах все равно наворачиваются, а голос твердым не назвать даже при большом желании. — Конечно, я делала УЗИ.

— Покажи, — просит хрипло.

Возвращаюсь к машине, беру свой клатч, в которой вместила все самое ценное. Достаю снимок из-под обложки паспорта и отдаю в протянутую руку Смолина.

Один взгляд и он накрывает глаза разбитой рукой и плотно смыкает губы. Деревенеет весь, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями, не дать прорваться им в типичных для слабого пола слезах. Держится, глубоко вдыхает, и я шмыгаю носом, подходя вплотную и обнимая его. Потому что на снимке уже не просто точка. Там ребенок. Настоящий, крошечный, с отчетливо различимым телом, головой и носиком-кнопкой.

— Я себя ненавижу, — рычит сквозь зубы, — ненавижу.

— А я тебя — нет, — отвечаю шепотом.

Хотела. Пыталась. И потерпела сокрушительное поражение.

Стоим так довольно долго, прежде чем удается немного успокоить расшатавшиеся нервы. Говорить не хочется, и без того сказано слишком много. Целую его в щеку на прощанье, оставляю ему снимок, сажусь в машину и пристегиваюсь, а Валя плавно трогается с места.

— Как ты? — спрашивает минут через пять.

— Мне… легче, — обнаруживаю с некоторым недоумением. — Еще более пусто на душе, но легче. Не знаю, как будто выполнила квест длиной в шесть лет. Наконец-то дошла из пункта «А» в пункт «Б». Надеюсь, он не наделает глупостей.

— Включи телефон, почти девять. И я рад.

Чувствую себя выжатой мимо стакана половинкой апельсина. Как собраться — не ясно. И на помощь, как всегда, приходит Валя. Когда время близится к двенадцати, он сворачивают с шоссе на развилке и едет в незнакомый город. Вопросов не задаю, доверившись ему. Спустя сорок минут мы заселяемся в гостиницу, взяв один номер.

Валя достает из своей небольшой спортивной сумки пакет и со слабой улыбкой протягивает мне. Заглядываю, а там мои вещи, из родительской квартиры. Ничего особенного: кеды, джинсы, футболка и толстовка, но забота отзывается теплом на сердце.

— Я первый в душ, — подмигивает мне и закрывается в ванной.