Разменная монета

Гуров убрал пистолет в наплечную кобуру и развернул Шапито уже в обратном направлении. К себе лицом. Правого глаза наркодилера практически не было видно. Его заливала кровь из рассеченной брови.

– Наконец-то мы можем и поговорить, – в голосе полковника звучала неприкрытая неприязнь. – Что же ты от меня бегаешь, Шапито? Есть что рассказать, но нет желания это делать? Так?

– Лев Иванович, вы не поверите, – Шапито опустил голову и сплюнул себе под ноги. – Я как раз к вам собирался. С повинной.

– Да что ты?

– В самом деле. Вы же знаете, как я вас уважаю. Я всегда вас уважал.

На лице Гурова обозначилась маска презрения. Ему нередко приходилось иметь дело с такими скользкими типами, как Шапито, и все они вели себя на один манер. Пока все безнаказанно сходило с рук, держались нагло, а как только возникали реальные неприятности, готовы были есть землю под ногами более сильного противника.

Полковник отпихнул его в сторону, нагнулся, поднял с пола салона оброненное Шапито оружие и небрежно опустил его в боковой карман пиджака.

– В самом деле, Шапито? – переспросил он. – Только что-то я не заметил уважения к себе, когда ты вздумал стрелять в меня.

– Я не стрелял.

– Я говорю о нашей прошлой встрече.

– Бес попутал, Лев Иванович, – Шапито повел правым плечом, оттирая скованными руками кровь со скулы. – У меня выбора не было. Клянусь. Чем хотите клянусь. Меня подставили. Реально подставили, Лев Иванович. Но мне, сами понимаете, за чужие грехи расплачиваться без понта. Вы ж меня знаете. Я только коксом торгую и к мокрым делам отношусь с отвращением.

Рядом с «Пежо» Гурова затормозили два патрульных автомобиля, хлопнули дверцы, и бравые ребята с оружием наизготовку рассредоточились, как того требовала инструкция. Зеваки инстинктивно попятились назад.

– Уголовный розыск, – Гуров извлек из кармана удостоверение и развернулся лицом к патрульным. – Полковник Гуров, – затем, слегка повернув голову, он негромко сказал, уже обращаясь к Шапито: – Иди садись в мою машину. Наша дискуссия о мокрых делах еще только началась. И не вздумай предпринять попытку к бегству. Положение у тебя и так далеко от завидного, Шапито.

– Понял, не дурак, – почти равнодушно откликнулся тот и, следуя указаниям полковника, с заведенными за спину руками зашагал к иномарке.

Гуров подошел к патрульным и минут пять беседовал с ними, предварительно продемонстрировав с близкого расстояния свои корочки. Время от времени он оборачивался на «Пежо», но всякий раз убеждался, что задержанный находится там, где ему и положено. Похоже, что Шапито действительно смирился со своей участью. Сейчас он думал лишь о том, как бы скинуть с себя ответственность. Гуров вернулся в его общество, сел за руль и повернул ключ в замке зажигания. Двигатель мягко заурчал, однако ехать полковник не торопился.

Шапито тупо смотрел прямо перед собой.

– Бровь болит, – пожаловался он.

– Ничего, – Гуров пристроил во рту сигарету. – В тюрьме тебя залатают, Шапито. А когда выйдешь, будет совсем незаметно. Времени-то сколько пройдет, сам подумай.

– Да, лихо вы меня, полковник…

Мандраж, беспокойство, нервозность – все это осталось позади. Шапито прекрасно понимал, что не в его силах уже каким-либо образом изменить ситуацию в лучшую сторону. Приходилось мириться с суровой действительностью.

– Какой мерой меряете, той и вам отмерено будет, – назидательно заметил Гуров. – Ладно, давай рассказывай. Как же ты, такой осторожный, и ухитрился на ровном месте да мордой об асфальт? И в самом деле, не похоже это на тебя, Шапито. Я удивлен.

– Я же говорю. Эти суки просто подставили меня. – Шапито скрипнул зубами. – Как лоха развели. Как мальчишку желторотого.

– Кто? – коротко спросил Гуров.

Шапито вскинул голову и одним глазом посмотрел в лицо полковника. Всем своим видом он намеревался сейчас вызвать сочувствие к собственной персоне, и Гуров понимал это, потому и сохранял бесстрастное, суровое выражение.

– Лев Иванович, – Шапито слегка закусил нижнюю губу. – Я уже сказал вам, мне за чужие грехи платить неохота. Но… Как бы это сказать?.. Если я вам все расскажу, да, все, что знаю, то мне это зачтется? Ну, вроде как явка с повинной? Или чистосердечное?

Гуров отрицательно покачал головой.

– Договориться можно было еще там, – строго произнес он. – На той квартире, куда я пришел просто поболтать с тобой, Шапито. Но с тех пор многое изменилось. Я, знаешь ли, ужасно не люблю, когда в меня стреляют. Особенно всякая шваль вроде тебя. И не прощаю подобного. Ты уж извини, Шапито. Но в одном ты прав. Идти паровозом в деле об убийстве тебе нет никакого резона. Нам нужен тот, кто это убийство совершил. В результате ты пойдешь только как соучастник преступления, соответственно это и меньший срок. Да что я тебе все это рассказываю, Шапито, ты и сам все прекрасно знаешь. Не маленький уже.