Размышления и максимы

Зависть не умеет таиться: она обвиняет и осуждает без доказательств, раздувает недостатки, возводит в преступление незначительную ошибку. Язык ее полон желчи, преувеличений, оскорбительных слов. Она с тупой яростью накидывается на самые неоспоримые достоинства. Она слепа, неуемна, безумна, груба.

CCLXXXV

Чтобы развить человеческий гений, следует воспитывать в людях благоразумие и сознание собственной силы. Тот, чьи речи и писания служат одной цели — без разбора и пощады выставлять на показ смешные и слабые стороны человеческой природы, — тот не столько просвещает умы и учит рассуждать, сколько потворствует дурным наклонностям.

CCLXXXVI

Я отнюдь не восторгаюсь софистом, оспаривающим славу и мудрость великих мужей. Открывая мне глаза на слабости самых блистательных гениев, он учит меня определять истинную цену ему самому и он — первый, кого я вычеркиваю из списка знаменитых людей.

CCLXXXVII

Мы глубоко ошиблись бы, допустив, что бывает такой недостаток, который исключает какую бы то ни было добродетель, и усмотрев в сочетании добра со злом некое уродство или загадку. Мы малопроницательны, потому так редко и постигаем связь явлений.

CCLXXXVIII

Лжефилософы тщатся снискать славу, выискивая в нашем сознании противоречия и неувязки, которые ими же и выдуманы; это уподобляет их людям, потешающим детей карточными фокусами и тем самым подавляющим в них способность к здравому суждению, хотя в фокусах нет ничего сверхестественного и магического. Кто все запутывает, чтобы потом хвастать умением все распутать, тот шарлатан от нравственности.

CCLXXXIX

В природе нет противоречий.

CCXC

Противоречит ли разуму и справедливости любовь к самому себе? И почему нам так хочется, чтобы себялюбие всегда считалось пороком?

CCXCI

Бывает себялюбие, от природы готовое услужить и сострадать другому, и себялюбие бесчеловечное, несправедливое, безграничное и лишенное оснований. Но так ли необходимо путать первое со вторым?

CCXCII

Будь люди и впрямь добродетельны только по велению, разума, что от этого изменилось бы? Если справедливо хвалить нас за наши чувства, то почему бы не похвалить и за разум? Разве он менее наш, нежели воля?

CCXCIII

Предполагается, что тот, кто служит добродетели, повинуясь рассудку, способен променять ее на полезный порок. Да, так оно и было бы, если бы порок мог быть полезен — на взгляд человека, умеющего рассуждать.

CCXCIV

В человеческом сердце есть семена доброты и справедливости. Конечно, в нем царит личный интерес, но я не побоюсь сказать, что это не только согласно с природой, но и не противно справедливости, лишь бы от подобного себялюбия никто не страдал и общество не столько теряло, сколько выигрывало.

CCXCV

Кто ищет славы на пути добродетели, тот лишь требует награды по заслугам.

CCXCVI

Я всегда находил смешными попытки философов выдумать добродетель, несовместную с природой человека, а выдумав ее, холодно объявить, что добродетели вовсе не существует. Пусть же они разглагольствуют о своей химерической выдумке, пусть отрекаются от нее или ее отрицают — она их собственное творение. А та подлинная добродетель, которую они не желают величать этим именем, ибо она не подходит под их определения, та, которая создана природой и состоит прежде всего в доброте и силе духа, — такая добродетель не зависит от их фантазии, и образ ее никогда не сотрется.

CCXCVII

У тела свои прелести, у души свои таланты. Неужто сердцу свойственны только пороки? Человек способен быть разумным; неужто он неспособен к добродетели?

CCXCVIII

Мы восприимчивы к дружбе, справедливости, человечности, состраданию и разуму. Не это ли и есть добродетель, друзья мои?

CCXCIX

Неужто прославленный автор «Размышлений»[107] заслуживал бы нашего уважения и бурных восторгов своих последователей, будь он сам таким, каким тщится изобразить людей?

CCC

Нравоучительные книги в большинстве своем нелепы, и причина тому — неискренность их авторов. Слабые перепеватели друг друга, они не смеют открыто высказать свои правила и тайные чувства. Поэтому не только в вопросах нравственности, но и в любых других почти каждый до самой смерти говорит и пишет не то, что думает. А тот, у кого осталась еще капля правдолюбия, навлекает на себя гнев и предубеждение публики.

CCCI

Крайне редки умы, способные разом охватить все стороны предмета. В этом, как мне сдается, и заключен обычно источник человеческих заблуждений. В то время как большинство нации прозябает в бедности, унижении, непосильном труде, те, кому нет отказа в почестях, удобствах и удовольствиях, без устали упиваются политикой, всевластию которой искусства и торговля обязаны своим процветанием, а государства — своей грозной мощью.

CCCII

Наиболее великие создания человеческого ума в то же время наименее совершенные его создания. Законы — прекраснейшее изобретение разума, но, обеспечивая народам покой, они умаляют их свободу.

CCCIII