Размышления и максимы

Писатели берут у нас и перелицовывают то, что нам принадлежит, а мы получаем удовольствие, узнавая наше собственное достояние.

610

Читатель не должен угадывать, что ему собираются сказать: его нужно навести на эту мысль, и он будет благодарен вам за то, что вы думаете так же, как он, но не обгоняя его, а следуя за ним.

611

Искусство нравиться, искусство мыслить, искусство любить, искусство говорить! Сколько прекрасных правил и как мало от них проку, если они не преподаны самой природой!

612

Мы действуем лучше, нежели мыслим.

613

Человек, избавленный от горестей нищеты, не избавлен от горестей гордыни.

614

Гордыня — утешительница слабых.

615

Подчас, намереваясь сделать глупость, мы долго обдумываем ее, созывая друзей и советуясь с ними, подобно тому, как государи тщательно блюдут все формальности правосудия, когда уже твердо решили попрать его.

616

Остроумцы вымещают презрение к ним богачей на тех, у кого есть покуда одни заслуги.

617

Умы нынче в такой низкой цене лишь по одной причине — развелось слишком много умников.

618

Шутки философов так серьезны, что их не отличить от рассуждений.

619

Пьяный отпускает иногда более забавные шутки, чем записные остроумцы.

620

Кое-кто был бы немало изумлен, узнай он, за что его ценят окружающие.

621

Тело не всегда в одиночку расплачивается за суровые требования души — она сама иссыхает вместе с ним.

622

Бывает, что злополучное тело становится многострадальной жертвой неугомонной души, беспощадно терзающей его до самой смерти. В подобных случаях мне рисуется огромное государство, которое один человек потрясает и разрушает своим непомерным честолюбием, пока оно не распадется и не погибнет.

623

Солнце после ненастья — и то не так ослепительно, как добродетель, торжествующая после долгих и злобных гонений.

624

Мрачные и холодные осенние дни — вот картина наступающей старости. Природа всегда прообраз человеческого бытия, потому что оно само прообраз всего сущего и вся вселенная подчиняется одним и тем же законам.

625

Дети начинают испытывать любовь и тщеславие еще до того, как научаются понимать, что это такое; взрослые — и те поддаются чувствительности, еще не зная, на кого изольют свое чувство, и часто сами обрекают себя на поражение, прежде чем им представится случай потерпеть его.

626

Тот, кто вечно злословит, не опасен: он задумывает больше зла, чем может сделать.

627

Предисловие — это обычно та же речь адвоката в суде, где никакое ораторское искусство не властно повлиять на ход дела: если произведение удачно, его оценят и так; если неудачно — его все равно не оправдать.

628

В известном смысле недостатки любого произведения сводятся к одному — оно слишком длинно.

629

Многие литераторы скрывают все хорошее, что думают друг о друге, и вот почему: они боятся, что тот, кого они похвалят, не похвалит их в свой черед и ему поверят, полагаясь на авторитет, который он приобрел благодаря их похвалам.

630

Буало писал как подлинный гений, хотя им не был; напротив, писания иного никак уж не назовешь гениальными, а меж тем он наделен истинным гением — кардинал Ришелье, к примеру.[160]

631

Слогу Руссо недостает изобретательности, мыслям — размаха. В его стихах мало содержания, они искусно отшлифованы, но холодны.

632

Кто написал больше, нежели Цезарь, и кто свершил больше великих дел, нежели он?

633

Уму, как и телу, можно придать живость и гибкость; для этого нужно только упражнять первый, как упражняют второе.

634

Красноречив тот, кто даже непроизвольно заражает своей верой или страстью ум и сердце ближнего.

635

Неспособен хорошо писать человек, который говорит плохо даже тогда, когда оживлен и чувствует себя уверенно.

636

Стоит человеку начать распространяться о каком-нибудь громком процессе, цитировать законы, применять их к данному случаю, и собеседники уже считают его хорошим юристом; стоит другому завести речь о траншеях, гласисах, скрытых подступах или набросать перед женщинами план сражения, где его самого и в помине не было, и все говорят, что он знает свое дело, а слушать его — одно удовольствие. Люди кокетничают пренебрежением к знаниям и неизменно принимают на веру видимость их.

637

Зачем судейскому знать, как берут крепости? К чему финансисту изучать механику стихосложения? Довольствуйся человек знаниями, которые ему нужны и соразмерны его способностям, у него было бы время углублять их, но нынче модно быть сведущим во всех науках. Тот, кто умеет говорить лишь о своем ремесле, не решается и помыслить, что у него тоже есть ум.

638

Я восхищался бы всеобъемлющим знанием, будь люди способны к нему, а пока что предпочитаю столяра, знающего свое дело, болтуну, который мнит, будто знает все, хотя ни в чем ничего не смыслит.

639

Никогда еще наш ум не отягощали столькими ненужными и поверхностными знаниями, как ныне; былая образованность сменилась показной и чисто словесной нахватанностью. Что мы от этого выиграли? Не лучше ли уж быть педантами вроде Юэ[161] и Менажа?[162]

640