Размышления о войне и о книге В. Суворова «Ледокол»

В эти критические дни сентября – октября 1941 года для сдерживания натиска противника на Московском направлении Сталин выскребал все ресурсы, людские и материальные, всё, что было возможно, лишь бы остановить противника. В отчаянии он бросал в лихие смертельные атаки дивизии кавалеристов на пулемёты и под танки противника, курсантов военных училищ, стоявших насмерть, и полки ополченцев, но тщетно. Охватившее Сталина отчаяние в эти тревожные дни больше всего характеризуется предложением Рузвельту, о котором вспоминает Гопкинс, представитель президента: «Сталин приветствовал бы появление американских войск на одном из фронтов России, и, мало того, они действовали бы под неограниченным командованием США» [Там же, с. 150]. Исаак Дойчер, биограф Сталина, справедливо указывает: «Это одно из наиболее откровенных высказываний Сталина, зафиксированное хроникёрами во время Второй мировой войны. И верно, оно как никакое другое показывает, сколь отчаянной представлялась Сталину ситуация, в которой он находился» [Там же]. Конечно, и Рузвельт отказал Сталину в этой просьбе, но материальную помощь по ленд-лизу начал оказывать огромную помощь во всём, что нужно было на войне А в самый критический момент битвы под Москвой прибыли из Сибири и Дальнего Востока укомплектованные по штату военного времени сибирские дивизии. Они и остановили наступление немцев, а затем перешли в решительное наступление. Далее П. Карель пишет: «Появление сибирских дивизий под Москвой имело огромное значение, как бы не оспаривал этот факт маршал Жуков, не желавший делить славу спасителя столицы с сибирскими резервами» [Там же, с. 150–151]. Если верить офицеру Генштаба Красной армии Кириллу Калинову, Жуков заявлял: «Помощь сибирских войск имела для нас чрезвычайно большое значение. Но на долю сибиряков приходится не более 5 % использованных в сражении сил. Смешно даже говорить о том, что их вмешательство было решающим» [Там же].

Генерал Дж. Ф. Ч. Фуллер, один из наиболее авторитетных англосаксонских военных историков, утверждал в своей книге «Советская Армия», посвящённой Второй мировой войне, отрывок из которой цитирует П. Карель: «По всей вероятности, в большей степени Москву спасло не сопротивление русских, каким бы упорным оно ни было, не лётная погода сковывала действия “Люфтваффе”, а тот факт, что немецкая техника застряла в грязи по всему фронту» [Карель, 2003а, с. 168]. Какое глубокое заблуждение иноземного толкователя драматических событий битвы за Москву, да ещё авторитетного! Избавлю читателя от длинных рассуждений на эту тему, а укажу лишь на основные факторы, повлиявшие на исход этой битвы. Конечно, следует признать, что осенняя грязь Подмосковья в какой-то мере снизила темп продвижения немецких войск к Москве, но не настолько, чтобы оказать решающее влияние на исход сражения. При этом надо иметь в виду, что осенняя грязь одинаково действовала на обе стороны, но советские войска умели передвигаться по ней и на её присутствие не жаловались. Более того «генерал Мороз» оказал на боеспособность гитлеровских войск более существенное влияние, нежели грязь. Посмотрите кадры кинохроники начала декабря 1941 года, и вы убедитесь, что брошенная немцами в бесчисленных количествах боевая техника остановилась не от воздействия артиллерийского обстрела или бомбёжек и не из-за грязи, а от нагрянувшего крепкого мороза, неумолимо сразившего всю немецкую технику и значительную часть его живой силы. Надо же иметь в виду, что, по данным вермахта, потери немцев под Москвой от обморожения превышали их боевые потери. Но главным фактором разгрома немцев под Москвой были не только погодные условия, одинаковые для обеих сторон, а вступившие в сражение резервы сибирских и дальневосточных дивизий, поставившие точку в этой битве. Одним словом, в поражении немцев под Москвой свою роль сыграли в разной мере все три фактора, и какой из них был главным, это вторичная проблема, и пусть она останется для размышлений на досуге битым гитлеровцам.