Митя вдруг вспомнил детские вечера, валеночки и серпик гоголевского месяца за окном; священный трепет перед столом, знакомую с детства папину руку, ползущую по листу бумаги и оставляющую за собой мохнатую теплую строчку… Вспомнил семейные завтраки и папины назидательные истории… Все это вдруг показалось таким родным, доверчивым и беззащитным — перед жалом стамески по–разбойничьи вставленной в щель над ящиком…
Денег на билет хватало.
Взломанный стол и оставленную записку сумасшедшего содержания, объяснявшую кое–как, куда подевался Митя, обнаружили мы с мамой. Мама всполошилась, стала звонить дядя Жене, в Москву…
Потом опять вспомнила о столе.
— Нужно подготовить отца. Как показать ему это? Ты понимаешь, что это будет для него означать!
Я понимал. Этот стол для отца был не просто столом, а некой святыней, символом семейной государственности. Взломать символ… Святыню… Чтобы выкрасть деньги!.. Это не просто надругательство… Это… Но что тут можно объяснить и как его готовить?
Мы так ничего и не придумали.
Вернувшийся отец, увидев наши встревоженные лица, сразу насторожился:
— Что? — спросил он. — Что случилось?
— Митя…
— Что?!
Мама кивнула в сторону кабинета.
Отец, не раздеваясь, прошел туда и увидел развороченный ящик, брошенную стамеску, вываленные на стол бумажки… Он все понял сам.
— Так… — сказал он и опустился на стул.
Я вдруг заметил, что у него уже абсолютно седые виски. И что сидит он как–то ссутулившись, чего обычно не бывало…
— Зачем же он стол стамеской… — проговорил папа. — Вот же ключи, в вазочке под лампой…
Он как–то растерянно улыбнулся.
Мы с мамой молчали.
— А вы знаете… — отец вдруг поднял лицо и улыбнулся. — Я, честно говоря… Не то чтобы ждал чего–то подобного… Но очень надеялся… Что ж, мать, мы можем быть спокойны. Мы сделали все, что могли. Вот если бы он не поехал, тогда нужно было тревожиться…
— Давайте–ка вынесем поскорее эти его деревяшки, — через некоторое время добавил папа. — А то мне с ними в одной квартире… как–то… неспокойно…
В конце концов, терпеливыми телефонными усилиями мамы и с помощью женской взаимовыручки все утряслось.
Митя нашелся. Вечером из Москвы позвонила Милопольская и сказала, что Митя ночует у нее.
Тогда же стало известно, что Гроссман взял Митю в картину. В митиной новой решимости и рассказанной истории Гроссману увиделся некий сюжет… судьба героя… Забегая вперед, следует сказать, что митина история оказалась самой живой среди историй участников «Школьной рапсодии» — в слишком официозном и скучноватом юбилейном фильме.
Мама выехала в Москву.
Съемки начались со следующей осени. Договорились, что во время съемок Митя будет жить у маминой двоюродной сестры, тети Стеллы. Съемки продолжались пять месяцев, так что десятый класс Митя заканчивал уже в Москве.
А летом там же в Москве поступил в кинематографический институт. И пошел двигаться дальше по этой стезе.
И хотя несколько месяцев до съемок Митя еще прожил с нами, но тот случай со столом, его побег в Москву проложил некую черту в жизни, до которой Митя был еще наш, семейный, а после которой он стал независимым от семьи, самостоятельным человеком.
Кстати, сломанный ящик он кое–как починил. Но реставрацией стола заниматься не стал. Драгоценная крышка от пианино так, наверное, до сих пор и стоит, безнадежно дожидаясь своего часа где–то в кладовке.
С тех пор прошло много лет…
Увы, нет уже родителей. Нет мамы, растаявшей, как свечка, в три недели от неведомой и неумолимой болезни крови… Как сейчас стоит перед глазами ее слабая ласковая улыбка при виде трех пар хлопочущих мужских рук, таких надежных и сильных вообще, но беспомощных остановить неминуемое… Ее последнее, ободряющее нас движение губами: ничего, все будет хорошо…
Не прошло и года, как вслед за ней ушел и отец… Помню военный оркестр и залп почетного караула на его похоронах…
Их память светла… Время стирает гнев от беспощадности и несправедливости смерти, стихает боль… И остается лишь нежность и свет наших о них воспоминаний. Не этого ли желают каждому ушедшему, говоря: светлая ему память!
Нет родителей… А стол сохранился. И вот теперь я сижу перед его бильярдным сукном…
Больше года после смерти отца родительская квартира стояла пустая, мы все оттягивали момент вторжения в мир наших родителей, нашего с братом детства… Не решались тронуть его атмосферу.
Наконец пришло время.
Передо мной все те же хорошо знакомые предметы: белый костяной ножичек слева от чернильниц–колокольчиков, далее желтая линейка с сантиметрами и дюймами, мраморный ежик, серебряный календарь, плексигласовый трафарет… Расположенные все в том же десятилетиями сохраняемом порядке. И лишь патина пыли, которая прокладывает некую дистанцию между нами теперешними и тем временем…
С грустью думаю о переселении сюда. О том, что перемещение сюда людей и их скарба, пусть даже людей близких, обозначает конец мира нашего детства. И что для меня переезд сюда — это не просто смена одной квартиры на другую, а нечто неизмеримо большее. Иная мера ответственности за свои поступки и жизнь, за судьбу детей…
Главная героиня — Людочка Сальникова — всегда любила пошутить. Р
Доменико Старноне , Наталья Вячеславовна Андреева , Нора Арон , Ольга Туманова , Радий Петрович Погодин , Франц Вертфоллен
Фантастика / Прочие Детективы / Детективы / Природа и животные / Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия