Размышления о воспитании за отцовским столом

Наконец участники съемочной бригады в затянувшемся советско–венгерском фильме, продублировав финальный эпизод, наспех, прямо в павильоне звукозаписи распили несколько бутылок шампанского, вспомнили прошедшие месяцы, перецеловались и простились до новых работ.

У Митьки новых работ больше не было.

Поначалу он не придал этому большого значения: с кем не бывает, простои случаются у каждого артиста. Он положил себе за правило несмотря ни на что несколько раз в неделю ездить на студию — чтобы быть на виду, и в нужный момент оказаться под рукой. Кивнув, он проходил вахту, которая считала его за своего, и начинал ходить из павильона в павильон. Каждый день на студии встречались разные люди, зачастую известные, многие из которых узнавали Митьку, хлопали по плечу. «Привет, старик! Ты у кого?» — радовались они. «Пока ни у кого!» — в тон им отвечал Митька. Кроме того, в студийной неразберихе для желающих всегда находилось какое–то дело: например, размотать спутавшийся кабель или, стоя на табуретке, подержать над головой актеров светоотражающий экран, или просто сбегать найти кого–то. Иногда, при удаче, доставалось что–нибудь более интересное; например, спиной промелькнуть в кадре или выкрикнуть какое–нибудь «Держи его!» за знакомого артиста, у которого на сегодня выпала накладка и работа на радио (например) совпала по времени с дубляжем, в котором (представь, старик!) за весь эпизод только–то и нужно, что выкрикнуть один раз это самое «Держи его!». Впрочем Митька не привередничал и рад был самой возможности чувствовать себя нужным на студии.

Если где–нибудь начиналась новая картина и просматривали актеров, Митя всегда оказывался там. Смотрел, волновался за претендентов. Ревновал… Если подбирались подростковые роли, он смотрел с особым чувством, считал, что сам бы сделал то же самое в сто раз лучше, и пробами оставался, как правило, недоволен.

Его самого никто сниматься не приглашал.

Дело в том, что Мите тем временем исполнилось пятнадцать. Из непосредственного мальчика с характером он превратился в интересного подростка. У него сломался голос, лицо вытянулось и утратило детскую округлость. Чисто внешние данные перестали играть прежнюю роль. Старшеклассника пятнадцати–семнадцати лет без большой натяжки может сыграть выпускник театрального института, естественное обаяние которого закреплено актерской тренировкой. Профессионалу–режиссеру всегда проще найти общий язык с профессионалом–артистом. Чтобы брать на себя хлопоты работы с непрофессионалами, должны быть очень веские основания.

Кроме того, усложнившийся с возрастом митькин характер сломал его естественный типаж. Как человек (и, возможно, артист) Митька несомненно стал интереснее, но чтобы сыграть это в ролях, уже недостаточно было только приятного лица, нужна была подготовка.

Время от времени Митя ловил на себе удивленные или нетерпеливые взгляды студийцев, но, в основном, к нему относились терпимо. Старожилы видели не один десяток судеб, подобных митиной. Ему втайне сочувствовали. И не раздражались. Пускай себе… В общем не мешает… А парнишке забава.

Конец этому положил Гроссман.

Как–то, проходя по коридорам студии своим летучим нетерпеливым шагом и заглядывая во все двери подряд в поисках кого–то, он шагнул в один из павильонов и заметил Митю, который ползал на четвереньках у подножия камеры и дымовой шашкой создавал туман.

Гроссман не нашел, кого хотел, вышел и сделал несколько шагов дальше, но вдруг вернулся, вновь распахнул дверь и громко обращаясь к знакомому ассистенту, на весь павильон спросил:

— Виталий Львович, а что здесь Дмитрий делает? Он у кого работает?

Ответом ему было неловкое молчание. Виталий Львович смущенно развел руками.

— Если ни у кого, так вы, пожалуйста, распорядитесь, чтобы его не пускали на студию. Пускай идет учиться. Кончает школу. Рано еще ему с бутафорией ползать!

И Гроссман ушел.

В воцарившейся тишине Митька пожал плечами, развернулся и ушел.

«Ну и пусть! — решил он. — Не очень–то и хотелось. В конце концов, что у меня была за жизнь в последние годы? Что я видел? Только павильоны, камеры, работу с утра до вечера. А люди тем временем… Жили полной жизнью! Футбол во дворе… Дискотеки… Что там еще?..»

Митька достал велосипед и перебрал, наконец, заднюю втулку. Подклеил камеры — чтобы велосипед был готов к летнему сезону. Разобрал в письменном столе, выбросил ненужное и навел порядок. Достал старые подшивки журналов, чтобы прочитать наконец вещи, о которых все вокруг давно говорили.

Митька отправился к соседу и другу детства Сундукову. Узнать, как тот сейчас проводит время. Спросить, нельзя ли ему, Мите, с ним. Вообще, за эти годы Митя совсем оторвался от сверстников. Какие они сейчас? Чем интересуются кроме школы? Он смутно помнил, что раньше они любили играть в индейцев.

Сундуков обрадовался:

— И правильно! А то ты совсем… Ребята обижаются. Заносишься, говорят.

— Вовсе нет!.. — заверил его Митька. — Я как раз наоборот!

В ближайшую пятницу с Сундуковым и ребятами он отправился в «Шары» пить пиво.