Размышления перед казнью

Теперь бои шли не только в восточных предместьях Берлина; русские после разгрома 9-й армии южнее столицы уже достигли района Ютербога, в результате чего под непосредственной угрозой оказался крупнейший центральный склад боеприпасов сухопутных войск; приходилось считаться с возможностью его потери. Но давление противника стало заметно и в северных пригородах Берлина, хотя по обе стороны Эберсвальде Восточный фронт под командованием генерал-полковника Хайнрици⁵²⁶ еще держался. Обо всем этом Йодль и я подробно узнали только в Имперской канцелярии. Комендант Берлина⁵²⁷ в полдень получил лично от фюрера приказы об обороне и обеспечении внутренних районов города, а также правительственного квартала.

Йодль сократил свой доклад насколько было можно. Группа армий «Запад»⁵²⁸ уже была оттеснена из Западной Германии до самого сердца Тюрингии (бои шли в Веймаре, Готе, Швайне-фурте и т.д.), а на севере — к Эльбе и в район южнее Гамбурга.

После доклада об обстановке⁵²⁹ я попросил фюрера о беседе в присутствии Йодля. Должно же быть принято наконец какое-то решение: или предложение о капитуляции, прежде чем Берлин станет полем боя за каждый дом, или же вылет [фюрера] ночью в Берхтесгаден, чтобы оттуда немедленно начать переговоры! Я попросил всех удалиться из помещения, где проходило обсуждение обстановки, и остался наедине с фюрером, так как Йодля вызвали к телефону. Как это часто бывало, Гитлер не дал мне произнести и двух слов. Он сказал примерно следующее:

— Заранее знаю, что вы хотите сказать: сейчас должно быть принято окончательное решение! Это решение я уже принял: из Берлина я не уйду; я буду защищать город до последнего. Или я прикажу вести эту битву за столицу рейха — пусть только Венк снимет с моей глотки американцев и прогонит их за Эльбу! — или же вместе с моими солдатами погибну в Берлине, паду в бою за символ рейха.

Я возразил:

— Это безумие! В такой ситуации я должен потребовать вашего вылета сегодня же ночью в Берхтесгаден, чтобы обеспечить руководство рейхом и вермахтом; в Берлине, если связь будет оборвана, что может произойти с минуты на минуту, сделать это невозможно.

Фюрер заявил:

— Ничто не мешает вам немедленно вылететь в Берхтесгаден. Я даже приказываю вам сделать это! Но сам я останусь в Берлине! Час назад я по радио сообщил об этом немецкому народу и столице рейха. Отступить от этого я не могу.

В этот момент вошел Йодль. В его присутствии я заявил, что ни в коем случае без него [Гитлера] не полечу, об этом не может быть и речи! Дело теперь идет не об обороне или потере Берлина, а о командовании всем вермахтом и всеми фронтами, которое отсюда, из Имперской канцелярии, при ухудшении положения обеспечить уже невозможно. Йодль энергично поддержал меня: линии связи с югом будут полностью нарушены, большой кабель [связи] в Тюрингском лесу уже перерезан, командование группами армий Шёрнера, Рендулича, на Балканах, в Италии и на Западе⁵³⁰ можно уже считать прекращенным, так как одной радиосвязи недостаточно. Необходимо немедленно разделить командные функции, а фюреру, как это предусмотрено, сохранить в своих руках руководство из Берхтесгадена.

Фюрер вызвал к себе Бормана⁵³¹ и повторил всем нам троим приказ: в ту же ночь вылететь в Берхтесгаден; там я должен вместе с Герингом (как его представителем) взять на себя командование. Все мы трое заявили: сделать это отказываемся. Я сказал:

— За все семь лет не было такого случая, чтобы я отказался выполнить ваш приказ, но этот приказ я не выполню ни в коем случае! Вы не можете и не смеете бросать вермахт на произвол судьбы, тем более в таком положении.

Ответ был таким:

— Я остаюсь здесь, это твердо! Я намеренно без вашего ведома связал себя публичным заявлением. Теперь же надо вести переговоры с врагами, а Геринг сможет это сделать лучше меня. Или я выиграю битву за Берлин, или погибну в Берлине. Решение мое бесповоротно.

Видя, что продолжение разговора с Гктлером при том душевном состоянии, в каком он тогда находился, бессмысленно, я заявил, что немедленно выезжаю прямо из Имперской канцелярии на фронт к генералу Венку и, отменив все прежние приказы о его операциях, прикажу ему двигаться на Берлин и соединиться с действующими южнее города частями 9-й армии. Завтра же в полдень я доложу ему [Пгглеру] о положении и мерах Венка, а там посмотрим! Фюрер сразу одобрил это решение: для него оно явно послужило некоторым выходом из этого прямо-таки ужасающего положения, в которое он поставил себя и всех нас.