Размышляя о Брюсе Кеннеди

На первый взгляд собор производил впечатление новодела — от использованного строительного материала до витражей словно был возведен буквально вчера, однако смысл изогнутых наружных форм стрельчатых арок и боковых нефов, украшенных затейливыми башенками, несомненно заключался в желании придать всему зданию видимость старины.

Ей вспомнился родительский дом, мебель, которая производила впечатление двухсотлетней, но в действительности была изготовлена из дешевого ДСП в какой-то столярной мастерской.

Вокруг ни души. Позади ненастоящего собора шумело невидимое море. Она ожидала, что придется искать, однако не успела захлопнуть дверцу автомашины, как увидела на фонарном столбе желтый указатель с черным котом. «Эль гато»… Название ресторана вертелось в голове, однако не на чистом испанском, а с сильным американским акцентом. Вчера вечером, когда Брюс Кеннеди поднимался из шезлонга, ему пришлось обеими руками ухватиться за спинку, чтобы не упасть.

— I’m tired .[60] — Он улыбнулся, как бы извиняясь. — No, I’m old ,[61] — продолжил он и, оторвав одну руку от спинки стула, сделал неуверенный шаг в ее сторону.

«Ну вот, сейчас полезет целоваться», — подумала Мириам. Она как-то нечетко представляла себе, наступил ли момент для поцелуев или же его следует отложить на более позднее время.

— I’m drunk .[62]

Он качнул головой и рассмеялся. Смех получался с трудом, казалось, шел откуда-то глубоко изнутри, из-под легких, как мотор, который не заводится, мотор мопеда, к которому и запчасти уже не отыщешь, размышляла Мириам, или как лодочный дизель под половицами капитанской каюты.

— I’m sorry ,[63] — сказал он, хотя смех уже завладел его телом. Выплескивался волнами, сотрясал его, так что он поневоле снова ухватился обеими руками за спинку шезлонга.

Он отсмеялся, но время для поцелуев, увы, миновало — такой момент был, но ушел. Тем не менее он протянул руку и мягко сжал ее пальцы, как совсем недавно сжимал ее раненое колено.

— Как долго вы еще останетесь в Санлукаре? — поинтересовался он.

— До послезавтра, — ответила она. — До воскресенья.

Тогда он спросил, не поужинает ли она с ним в Чипионе завтра вечером, когда у него закончатся съемки на берегу. Он знает там один ресторанчик, без претензий, самый обычный, куда ходят все местные.

«Эль гато».

В устах Брюса Кеннеди название прозвучало как в вестерне, где пыль, сонные мексиканцы, cantina [64] в приграничном городишке, тут же торгуют спиртным, золотом и оружием. Непроизвольно она представила себе сцену, в которой небритый Брюс Кеннеди верхом въезжает на центральную улицу такого вот сонного местечка, — в тот миг она не смогла припомнить название фильма, а потом, уже в своем номере, спрашивала себя, а был ли вообще такой фильм или она его просто придумала.

Его пока не было.

Ей не хотелось появляться там раньше времени, и она прошлась несколько раз мимо ресторана. Он размещался на пересечении двух тихих улочек с приземистыми белыми домишками. Кругом безлюдно, небо, которое, когда она только-только вышла из машины на соборной площади, было розоватым, теперь приобрело неопределенный блекло-синий оттенок, стало почти серым.

У «Эль гато» была своя терраса, но на ней не было видно ни столов, ни стульев. Рядом стояло приземистое сооружение вроде теплицы с блестящими, почти черными, как стекла солнечных очков, окнами, через которые толком не разглядишь, кто там сидит, да и сидит ли вообще.

— Сеньора? — Официант, который направился к ней, когда она в нерешительности остановилась в дверях, выразительно посмотрел на нее. Возможно, эта иностранная туристка ошиблась? — угадывалось в его «Сеньора?». Эту интонацию она не раз слышала и раньше, в барах и ресторанчиках Санлукара, но не в тех, что на морской набережной или на живописных площадях в тени апельсиновых деревьев, а в тех, что неприметно, без каких-либо броских вывесок, затаились в улочках и переулках. Эти бары и ресторанчики, казалось, скорее отпугивали, чем приглашали иноземных туристов, — в них собирались местные жители, где за стаканчиком вина и тарелочкой анчоусов были избавлены от необходимости созерцать шорты и торчащие из них бледные ноги да красные животы.

Официант спросил, желает ли дама что-нибудь заказать.

У стойки бара расположились трое не совсем молодых мужчин, перед ними стояли рюмки, они курили. Справа, высоко в углу, висел телевизор, показывали футбол. Под телевизором сидели еще несколько мужчин. Играли в карты, курили, временами искоса поглядывая на экран.

Ни одной женщины.

Под потолком над баром были развешаны окорока. Висели они и над бильярдом, и над пустыми столиками в глубине, где, как представлялось Мириам, и находился собственно ресторан.

— Я… тут должны были заказать, — растерянно сказала она. — Что-то вроде ужина.