26 июля 91-я и 89-я дивизии приводили себя в порядок. Необходима была небольшая передышка, прежде чем начать новое наступление. Все же, чтобы не оставлять гитлеровцев в покое, решили атаковать их силами полка под командованием полковника Дубова. В бою накануне полк хотя и понес потери, но остался вполне боеспособным. С первым батальоном в атаку двинулся командир полка, со вторым — я, с третьим — командир дивизии полковник Колесников.
Быстро перемахнули через реку Вопь. Я не оговорился, именно перемахнули. Дело в том, что в том месте, где мы форсировали реку, образовался затор из бревен и досок, оставшихся от разбитых плотов. По ним мы, как по мосту, и переправились на противоположный берег, поддержанные огнем артиллерии 89-й дивизии.
Атака на первых порах оказалась удачной. Фашисты, видимо, не предполагали, что после происшедшего накануне мы снова осмелимся хотя бы частью сил повести наступление. К полудню полк Дубова, преодолевая сопротивление гитлеровцев, продвинулся километров на пять западнее реки. В ходе боя батальоны истребили не менее сотни фашистов, а пятерых захватили в плен. Пленных немедленно направили в штаб фронта.
Часа в два дня немцы ввели в бой танки и бронетранспортеры. Обойдя наши наступавшие подразделения с флангов, вражеская мотопехота оказалась у нас в тылу. Пришлось занять круговую оборону. Все бойцы и командиры сражались с исключительной храбростью и мужеством. Но пробиться из окружения удалось лишь благодаря активной поддержке нашей артиллерии, которая открыла убийственный огонь по танкам противника прямой наводкой с западной окраины Копыровщины. К вечеру полк отошел на исходные позиции.
Поздно ночью все мои помощники по управлению боем собрались на опушке леса. Здесь были полковники Моисеевский и Никитин, начальник связи группы и другие товарищи. Все голодные, уставшие, раздраженные. Разговор как–то не клеился. Не унимался лишь полковник Никитин. Дымя папиросой, он невесело цедил сквозь зубы, словно про себя, ни к кому не обращаясь:
— Даже на учениях в мирное время наступавшие части поддерживали танки и авиация. А где они теперь? У немцев их сотни, а у нас, по крайней мере на нашем участке, ни одного. Разве так воевать учили нас в академии?
— В академии, конечно, было проще, — задумчиво произнес полковник Моисеевский. — Там «противник» всегда оказывался слабее, а тут совсем наоборот. И все же без веры, точнее, без уверенности в победе нельзя воевать, Тимофей Миронович. А потом, что значат наши тридцать — сорок километров фронта, когда бои идут от Заполярья до Одессы? На все направления танков и авиации не напасешься.
— Тогда зачем наступать? Не лучше ли занять прочную оборону?
— Одно другому не мешает: надо и наступать и обороняться. Словом, не давать врагу покоя. Наше наступление в данном случае не совсем удачное, но польза от него все же есть. Мы оттягиваем на себя силы врага, помогаем тем самым 16-й и 20-й армиям. Ты, наверное, не раз говорил красноармейцам: сам погибай, а товарища выручай. Вот мы и выручаем.
— Это–то мне известно. Но ведь для наступления нужно иметь тройное превосходство в силах, а где оно, это превосходство?
— Хватит переливать из пустого в порожнее, — оборвал я споривших. — Ужин готов. Поедим, а потом надо час–другой поспать, чтобы встретить утро со свежей головой и успокоенными нервами.
Отдыхать, однако, не пришлось. Только мы закончили ужин, как от начальника штаба группы полковника Маслова прибыл связной с приказом командующего Западным фронтом. В приказе сообщалось, что нашей группе придается танковая бригада, которая находится на станции Вадино. Далее категорическое требование — с утра наступать всеми наличными силами.
— Выходит, правы товарищи: надо верить, что будут у нас и танки и самолеты, — напомнил я полковнику Никитину о недавнем споре. — Немедленно выезжайте на станцию Вадино, встретите бригаду и скрытно выведете ее на западную опушку леса у деревни Седиба. На месте быть не позднее 6 часов утра 28 июля. Меня найдете в штабе 89-й дивизии.
Полковник Моисеевский сразу после ужина направился в 91-ю дивизию, чтобы помочь генералу Лебеденко подготовиться к новому наступлению. Я и остальные товарищи пошли в штаб 89-й дивизии, которой предполагалось придать на завтра танковую бригаду. Части этой дивизии, поддержанные танками, должны были наносить главный удар по врагу от Печеницино на Потелицу, Сельцо.
К рассвету стрелковые части были готовы к бою. Ожидали подхода танков. Но полковник Никитин возвратился лишь в девятом часу утра. С ним прибыл и командир танкового батальона. Оказалось, что вместо бригады мы получили всего лишь пять танков, в том числе один тяжелый. Все же и это была поддержка. Особенно обрадовались мы тяжелому танку, равного которому по броневой защите и огневым возможностям в то время не было у немцев. Танкисты говорили, что на советском тяжелом танке можно без страха подъезжать к фашистам и «утюжить» их.