Разная любовь, разная смерть

– Звоните не ранее девяти часов. Мне понадобится время, чтобы еще кое с чем разобраться.

Он пообещал, что все сделает, как я велел. Мы вышли к лимузину и направились обратно в Нью-Йорк.

Глава 7

Апартаменты, которые Эрни Рембек нанял Рите Касл, находились в двух кварталах к югу и менее чем в квартале к востоку от частной резиденции Рембеков. И мне пришло в голову, что он, наверное, ни разу не ходил к ней пешком.

Здание было похоже на предыдущее, но апартаменты находились выше, на двадцать третьем этаже. Широкие окна в очень просторной гостиной, окаймленные драпировкой, выходили на запад и давали панорамный обзор центра города, лежавшего за сгрудившимися в ближайшем квартале черными крышами домов, которые отсюда, сверху, выглядели как картонные карточки для игры в монополию. В цветовой гамме интерьера гостиной преобладали бордовый и белый, яркими живописными пятнами выделялись бордовый ковер и белый диван. На одной из стен одиноко висела абстрактная картина в стиле поп-арт в серых тонах с белыми линиями. Двери в противоположной стене вели – если смотреть от входа, – в маленькую, но изящно обставленную спальню, из которой тоже открывался прекрасный вид на город. Рядом со спальней размещалась крошечная зеленая ванная комната с душем, но без ванны. По ее расположению и по наличию под потолком в одной из стен вентилятора я догадался, что она проветривается через ту же, что и на кухне, вентиляционную шахту, так как ни в том, ни в другом помещении окон не было.

Гостиная была безликой, словно кабинет психиатра, и роскошной, как курортный отель. Однако спальня Риты Касл выдавала ее индивидуальность. Широкая кровать была покрыта лоскутным одеялом, явно сшитым вручную и выглядевшим тут до странности старомодным и невинным. Нижняя полочка ночного столика была полностью забита неровной стопкой книг и журналов. Здесь я увидел номера “Атлантика”, “Нью-Йоркера”, “Харперса”, “Зеленого ревю”, “Плейбоя” и “Космополитена”. Среди книг в мягких обложках не было художественной литературы, а лишь информативная, кстати, весьма разнообразная – от греческой мифологии, трактуемой сквозь призму нимфомании и лесбиянства, до биографий современных политических деятелей.

На кровати тоже лежали “Варьете” за прошлую неделю и журнальное приложение к воскресному номеру “Тайме”, последнее было открыто на странице с наполовину заполненным кроссвордом. И наконец на полу, у изножья кровати, валялись бродвейские пьесы в жестких переплетах.

В спальне также были кокетливый столик и изящная тумбочка, заполненные принадлежностями, которые подобает иметь молодой женщине, чья внешность является предметом ее гордости и забот. В углу нижнего ящика тумбочки лежали письма от матери Риты Касл со штемпелем Ист-Грэндж, Южная Дакота. В письмах в основном сообщались новости, хотя время от времени в них проскальзывало и материнское беспокойство о том, что некоторые подробности жизни ее дочери в Нью-Йорке семье неизвестны. Никаких упоминаний ни о ком из Нью-Йорка не было, если Рита и рассказывала в собственных письмах о своих городских друзьях, то в письмах матери это никак не отражалось.

На ночном столике стоял телефон бледно-голубого цвета, а рядом лежала записная книжка, к моему удивлению, почти пустая. Я переписал все имена, адреса и номера телефонов, которые там были, и положил записную книжку на место.

На кухне обнаружилась еще одна книга “Ненавижу готовить”, автор – Пег Брэкен. В буфете и холодильнике хранилась только такая еда, которую можно было приготовить быстро и с минимумом хлопот; было ясно, что дома никогда нормально не питались.

В спальне, в шкафу на полке валялись теле– и киносценарии; в каждом из них некоторые строчки были подчеркнуты красным карандашом; очевидно, время от времени Рита Касл где-то играла, хотя по финансовым соображениям она в этом не нуждалась.

Керриган терпеливо сидел в гостиной и ждал, пока я закончу осмотр. В квартиру мы вошли без пяти восемь, а без двадцати девять я уже управился.

– Ну вот, – сказал я, – здесь все. Керриган встал и, выпрямившись, спросил:

– Вы как-нибудь продвинулись?

– Начинаю, – ответил я. – Вы знали убитую? Он пожал плечами:

– Я несколько раз видел ее с Эрни.

– И какое у вас сложилось о ней впечатление?

– Не знаю. Вела она себя как типичная смазливая куколка. Такая, знаете ли, безмозглая шлюшка. Но, по-моему, она только прикидывалась.

– Для Рембека?

– Отчасти может быть. Мне кажется, она была девица неглупая и соображала, что к чему. Иногда мне казалось, что она разыгрывает из себя смазливую куколку, просто чтобы позабавиться.

– Входила в образ?

– Точно.

– У вас при себе ее записка?

– Нет. Она у Эрни.

– Я хотел бы еще разок взглянуть на ее записку. Насколько я помню, у меня именно такое впечатление и создалось, что она – девушка недалекая. Никогда бы не подумал... – Я махнул рукой в направлении спальни. – Оказывается, она была гораздо сложнее, чем можно судить по записке.

– Я всегда улавливал в ней какую-то фальшь, – заметил Керриган. – Но хлопот с ней не было, а если ей доставляло удовольствие дурачить Эрни, это уже их дело.