Разнести повсюду весть (ЛП)

Всё нормально, — снова прожестикулировал я, медленно, осторожно, добавляя улыбку, чтобы показать ему, что всё хорошо.

Его взгляд метался туда-сюда, пока грудь вздымалась и опускалась в быстрых, резких вдохах.

— Ааааааххххххх! — стонал он долгим, затянутым, полным агонии звуком.

Что-то было ужасно неправильно.

Он вдруг поднялся на ноги и сломя голову рванул к входной двери. Распахнув её, он вырвался на улицу. В дом тут же ворвался дикий холод.

Я побежал за ним.

Он, казалось, не замечал холода, пока бежал вниз по ступенькам. Я слышал и видел движение по дороге впереди, и у меня внутри всё сжалось в болезненный узел.

Если он выбежит на дорогу…

— Тони! — испуганно прокричал я. — Тони, нет!

Он безрассудно сбежал по ступенькам, холодный ветер трепал его свитер и волосы.

Он направился прямо к дороге.

С подскочившим к горлу сердцем я слетел вниз вслед за ним.

Белый внедорожник резко ударил по тормозам — я заметил это краем глаза. Я бегом добрался до тротуара, чуть не поскользнулся, метнулся между машинами, припаркованными перед нашей квартирой, и оказался на дороге.

Тони пересёк дорогу и бежал по тротуару на другой стороне.

Я бежал за ним.

— Тони!

Я знал, что он меня не слышит, но не мог перестать звать его по имени.

Я был так ошеломлён, что не мог думать.

Две женщины шли по тротуару в мою сторону. Они посмотрели на Тони, на меня, с выражением недоверия на лицах.

В конце улицы был оживлённый перекрёсток. Если Тони доберётся туда раньше меня…

Господи!

С внезапным порывом энергии я бросился вперёд, приблизился к нему, схватил его сзади за свитер и потянул вниз.

Мы упали на землю.

— Аааххххх! — простонал он, дёргая и пинаясь руками и ногами. Он, казалось, не обращал внимания на холод, на тот факт, что мы лежали на тротуаре.

— Тони! — крикнул я, притягивая его к себе.

Он отдёрнулся, ворча, стеная, вопя, я не мог сказать, от злости это или от ужаса.

— Тони, — снова сказал я, гладя его по спине, пытаясь успокоить.

Он не принимал этого. Как только я поднял нас на ноги, он дёрнул меня за руку, пытаясь удрать, как избалованный, капризный ребёнок, который хотел пойти в парк и не принимал “нет” за ответ. Он беспомощно боролся с моей хваткой. Я цеплялся за него, ошеломлённый и теперь смущённый. Что подумают соседи. Я понятия не имел. Наше дыхание формировало крошечные облака в воздухе между нами.

— Здесь холодно, — сказал я, будто он мог меня слышать, будто это объясняло, почему нам нужно вернуться домой. — И мы без курток.

— Хммм!

Как мул, он встал рядом со мной, его лицо было каменным, руки напряглись в попытке сопротивления.

Я попытался приблизиться ещё раз. Я поднял его на руки, усадил к себе на бедро, крепко держа. Он со злостью хлопал меня руками, несчастно вопя, не желая, чтобы я прикасался к нему, не желая быть со мной рядом, не желая сидеть на руках.

— Тише, приятель, — проворковал я. — Всё хорошо.

— Ааахххх!

К этому моменту я дрожал, запыхавшийся и просто-напросто напуганный. Ещё я переживал за него — он был в абсолютном ужасе. Я пытался убаюкать его, но он продолжал отдёргиваться, будто бился в конвульсиях.

Когда движение стихло, я поспешил через дорогу и направился к двери нашей квартиры, которая оставалась открытой. В моих руках Тони вдруг стал неподвижным и тихим, и запах, который заполнил воздух, сказал мне, что у него только что произошёл очередной инцидент.

Я поспешил по ступенькам в квартиру, зашёл внутрь и закрыл дверь.

Он сбежал с моих рук, споткнулся в гостиной и упал на ковёр с тихим глухим стуком, где скрутился в клубок и зарыдал в агонии.

Я смотрел на него долгое мгновение, чувствуя себя совершенно не в своей стихии. Напуганным. Ошеломлённым. Он мог убиться, выбежав на дорогу. Это произошло так быстро, так неожиданно. Я стоял на месте, глядя вниз, тяжело дыша.

«Соберись», — подумал я, нервно проводя рукой по лицу.

Я присел на корточки, легко коснулся его плеча.

Теперь он не замечал меня. Он закрывал лицо руками, зажмурив глаза. Он ушёл в какое-то место в своём сознании, в какое-то место безопасности, в какое-то место, где до него не могли добраться плохие парни.

Я сел, притянул его к себе, держа в своих руках.

Он не сопротивлялся, казалось, не обращал внимания.

— А теперь тише, приятель, — прошептал я, гладя его по волосам. — Всё будет хорошо.

Я хотел, чтобы это было правдой, — отчаянно хотел. Но впервые с тех пор, как мы привезли его домой, я был полон сомнений.

Я сидел с ним около двадцати минут, и, в конце концов, он успокоился. Он ничего мне не говорил, пока я стоял, говоря ему, что ему нужно помыться, что я достану для него свежую одежду. Он не делал никаких попыток, чтобы подняться на ноги, пойти за мной, так что я взял его на руки и понёс. Он смотрел на меня открыто, пока я это делал. Он провёл пальцами по моей бородке, казалось, заворожённый ею.

Тебе нужно принять душ, — сказал я после того, как поставил его в ванну.